Зачем нужны университеты? - [76]
За всеми этими тактическими ошибками скрываются еще более серьезные заблуждения, которые все больше распространяются в публичном дискурсе. Начать хотя бы с овеществления «внутреннего» и «внешнего». Предполагается, что единственный способ оправдать то, что происходит «внутри», – доказать некую пользу «снаружи». Однако никто из нас не находится в полной мере ни «внутри», ни «снаружи» институтов или идентичностей, которые в какой-то мере определяют, кто мы такие; эти пространственные метафоры могут привести к серьезным ошибкам. И точно так же ошибка – считать, что, раз деятельность, требующая расходов (как, собственно, большинство видов действий), косвенно привела, как можно показать, к расходам других людей, значит, она в какой-то мере более оправдана, чем деятельность без такого косвенного следствия. Искусство – это ценная форма человеческой деятельности, но если мы покажем, что оно, помимо всего прочего, «порождает» оборот в миллионы фунтов стерлингов благодаря посещениям культурных мероприятий, покупкам, занятости и т. д., это не значит, что оно станет более ценной деятельностью.
Определение «импакта» в Оксфордском словаре английского языка указывает на главную проблему: «Акт столкновения; удар одного тела по другому; столкновение». В предложенной программе требуется найти доказательство того, что одно тело (университеты) бьет по другому телу (по неуниверситетам, т. е. по тому, что в данном случае называется обществом). И ничего больше – это чисто механистическая модель. Однако в реальности хорошие исследования могут повлиять на мышление и чувства самых разных людей, в том числе других исследователей (которые, в конце концов, тоже граждане, потребители, читатели…), совершенно иначе, в каком-то более тонком, длительном и косвенном отношении, чем простое клацанье бильярдных шаров.
Нет нужды говорить, что совершенно законно желать того, чтобы специалисты из той или иной области время от времени пытались объяснить, в чем интерес и значение их работы, неспециалистам (к которым, давайте не будем об этом забывать, могут относиться и специалисты из других областей). Обращение к такой аудитории, состоящей из неспециалистов, – занятие само по себе похвальное, и хорошо, если правительство, вроде бы озабоченное заметным дефицитом «внимания» общества к академическим исследованиям, пожелает его поддержать. Однако это существенно отличается от того, что требует от нас рассматриваемая программа, а именно от данных, подтверждающих, что «внешние потребители» исследования «потребили» его, причем такие данные (или их отсутствие) впоследствии учитываются при определении рейтинга качества оцениваемого исследования.
У меня есть коллеги, которые говорят, что для гуманитарных наук пиар-катастрофой стало бы, если бы на них не распространили то же требование «импакта», что и на другие дисциплины, поскольку это привело бы к понижению их статуса и сокращению финансирования. То, что формы и критерии импакта, затребованные соответствующей процедурой, не подходят для гуманитарных наук, этими коллегами даже не обсуждается, как и вообще всеми, кто работает в данной сфере. Однако они понимают, что требования останутся, пусть даже после «консультаций», так что все мы должны как-то приспособиться и по возможности «проработать систему».
Конечно, нет смысла относиться к таким вещам с наигранной наивностью, однако просчитанная реалистичность подобного ответа может в долгосрочной перспективе подорвать сама себя. Дело не только в том, что мы должны ответить на вызов «консультации», сколь бы лицемерно этот термин ни использовали, и как можно прозрачнее объяснить в наших ответах то, как основные принципы в их актуальной формулировке могут нанести ущерб. Также мы должны попытаться использовать более адекватный язык в публичном обсуждении, иначе все активно внедряемые официозные абстракции окончательно захватят наш мозг. Одна из причин, почему эти меры не вызывают более заметного и громкого сопротивления, заключается в том, что за последние три десятилетия наша чувствительность была отбита распространением экономического официоза, всех этих разговоров об «удовлетворении пользователя», «рыночных силах», «подотчетности» и т. п. Возможно, наши уши перестали слышать, насколько пустым и скользким является выражение «стандарты высококачественного исследования» и насколько смехотворны предложения судить о качестве исследования в том числе и по количеству «внешних потребителей исследования» или по ряду «индикаторов импакта».
Чтобы не дать возможность этому бессмысленному жаргону стать единственным словарем публичного обсуждения таких вопросов, стоит подчеркнуть (как я сделал ранее, в главе IV), что «гуманитарные науки» – это собрание различных способов отношения к памяти о человеческой деятельности в ее величайшем богатстве и разнообразии. Попытка углубить наше понимание того или иного аспекта этой деятельности – разумное и осмысленное выражение методичного человеческого любопытства, а потому и самодостаточная цель, если только это выражение имеет в данном контексте какой-то смысл. Если представленные основные принципы не изменить, ученые из британских университетов будут тратить меньше времени и сил на такие попытки и больше – на работу в роли торговцев, которые будут ходить с вульгарными переделками своих все более рыночных «продуктов» от одной двери к другой. Никогда не поздно попытаться предотвратить этот исход.
Опубликовано в журнале «Арт-город» (СПб.), №№ 21, 22, в интернете по адресу: http://scepsis.ru/library/id_117.html; с незначительными сокращениями под названием «Тащить и не пущать. Кремль наконец выработал молодежную политику» в журнале «Свободная мысль-XXI», 2001, № 11; последняя глава под названием «Погром молодых леваков» опубликована в газете «Континент», 2002, № 6; глава «Кремлевский “Гербалайф”» под названием «Толпа идущих… вместе. Эксперимент по созданию армии роботов» перепечатана в газете «Независимое обозрение», 2002, № 24, глава «Бюрократы» под названием «“Чего изволите…” Молодые карьеристы не ведают ни стыда ни совести» перепечатана в газете «Санкт-Петербургские ведомости», 29.01.2002.
Полный авторский текст. С редакционными сокращениями опубликовано в интернете, в «Русском журнале»: http://www.russ.ru/pole/Pusechki-i-leven-kie-lyubov-zla.
Анархизм, шантаж, шум, терроризм, революция - вся действительно актуальная тематика прямого политического действия разобрана в книге Алексея Цветкова вполне складно. Нет, правда, выборов и референдумов. Но этих привидений не встретишь на пути партизана. Зато другие духи - Бакунин, Махно, Маркузе, Прудон, Штирнер - выписаны вполне рельефно. Политология Цветкова - практическая. Набор его идей нельзя судить со стороны. Ими можно вооружиться - или же им противостоять.
Николай Афанасьевич Сотников (1900–1978) прожил большую и творчески насыщенную жизнь. Издательский редактор, газетный журналист, редактор и киносценарист киностудии «Леннаучфильм», ответственный секретарь Совета по драматургии Союза писателей России – все эти должности обогатили творческий опыт писателя, расширили диапазон его творческих интересов. В жизни ему посчастливилось знать выдающихся деятелей литературы, искусства и науки, поведать о них современным читателям и зрителям.Данный мемориальный сборник представляет из себя как бы книги в одной книге: это документальные повествования о знаменитом французском шансонье Пьере Дегейтере, о династии дрессировщиков Дуровых, о выдающемся учёном Н.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.