Зачем мы вернулись, братишка? - [48]

– Какого еще гонца, – поднялся Рубцов, в готовности идти хоть к черту на рога, лишь бы не сидеть на ледяных голышах у мутной воды. – За бутылочкой винца? Это можно.

Плану Аллахвердиева можно было присвоить название «Афганоавось». Авось заключался в том, что после утреннего фейерверка в Кулух-тепа туда обязательно должен сунуться кто-то из местных. Скорее всего, рахитичный бача – местный пионер-герой или дедушка, уже запросто беседующий с ангелом Азраилом. Шахиды, мученики – бесспорно, в любом виде летального исхода. Впрочем, эти субъекты и есть лучшие разведчики на такой войне, как афганская. Берите шире – отечественная. Это когда «отцы» затеяли, а народу воевать. Эх, жаль, ответить нечем. Сунулись бы они к нам, узнали бы, как стояли в былые годы за свою страну очень старые большевики и совсем юные пионеры!

– А если тебе этот абориген ни гугу? – прищурился Горшенев. – Ты же не…

– Не. Ты угадал. Просто задам вопрос: здоровы ли уважаемые Шерахмад и Карим? А дальше все понятно будет – рвать нам в пески или идти в гости к «духам».

– Карим? Еще один авторитет?

– Брат Шерахмада. Что-то вроде зампотыла. Самооборона – дело родственное. На него – особый расчет. Жена, младшая, родами должна была помереть по всем законам. А хера он хотел – девчонке четырнадцати не было? Кесарили прямо в доме. И кто? Не поверишь. Дерматолог! И вся анестезия – спирт да промедол. Ничего, и пацанчик выжил, и мамаша, и доктор.

– А доктор при чем?

– Да Карим сначала сказал, что застрелит его и себя, если роженица помрет, а потом три ящика водки на майдон переправил. Лично для доктора.

– Ну а ты? Ассистировал, что ли?

– Свечку держал! Точнее, два часа будущего папашу под прицелом. И хрен бы с ним, с дерматологом, сам вызвался. Да ведь там, за занавеской, сестра была. Он резал, а вот зашивала она. Потом, правда, в медсанбате держали эту маму афганскую с месяц. Но ничего, обошлось. Ну, мы пойдем, благословясь. А вы в сторону Кулуха поглядывайте. Помнишь наш закон: после «бешеу» – реализация. А это наши, свои, те самые, что хуже чужих.

– Знал бы кто, маму их… – процедил Горшенев.

– Ну, узнаешь? Альфа, бета, гамма, знамя, сигма, энигма, хуигма. Легче станет? Они свое дело делают. Мы-то, прикинь, вне закона. Ты ведь тоже толком не знаешь, кто тебе бабки давал?

Рубцова Акбар оставил метрах в двадцати от моста. Сам вышел на растрощенный траками бревенчатый настил, снял с плеча автомат и демонстративно повесил на кривые перила. Была причина. На подходе заметил ямку, изобретательно замаскированную кизячной лепехой. Надо же, какие культурные коровы пошли! А вот и бороздка. Управляемый? Не надо, выходит, ждать гонца. Если заложили фугас, значит, охраняют мост. Сами выйдут. Но первым с самооборонцами пообщался Рубцов. Заслышав сзади несуразное и очень уж громко-радостное: «Ассаламун Алейкум! Четоур аст?» – Акбар увидел, что Рубцов приветствует с поднятыми вверх руками двух дюжих узбеков и в живот ему нацелены ободранные до белизны две грозные «пятизарядки». А еще через секунду и его самого очень чувствительно ткнули стволом между лопаток. В такой позиции оставалось только расслабиться, к всеобщему удовольствию. Проигнорировав первые традиционные вопросы военнопленному, Аллахвердиев, не оборачиваясь, по возможности ласково сказал на узбекском: «Если ты сейчас не уберешь свой карамультук от моей спины, то мои братья Шерахмад и Карим воткнут его тебе в твою чистую жопу». Подействовало. Медленно повернувшись, Акбар испытал смешанное чувство стыда, досады и в то же время не мог подавить глупый смех. На прицеле, правда, не карамультука, а старенького «ППШ», его держал подросток с горящими глазами. Дернуло же сказать про «чисто вымытую».

– Сынок, прости мне грубость. Просто у меня сильно болит спина, понимаешь? У меня нет оружия. Ты видишь? Срочно скажи Шерахмаду или Кариму: Акбар, переводчик с майдона, просит помощи. Мой друг сейчас уберет «калашников». Смотри. Эй, Рубцов, положи автомат на землю медленно и отойди. Все в порядке, Коля, есть контакт.

Шерахмад подкатил через час во всей своей боевой мощи: потрепанный «уазик», клепанный доисторический «Лендровер» с пулеметом на крыше и «ботинок Брежнева» – открытый бронетранспортер, из которого высыпались и грамотно залегли человек десять самооборонцев (во дела!) в камуфляже. Сам «инженер», остановив знаком личную охрану, вышел на мост один, чем некстати напомнил Акбару недавнее представление под Термезом. Только вот встречи теплой не получилось. Круглое лицо Шера просто было образцом озабоченности.

– Я не могу принять вас, – выслушав рассказ Акбара, угрюмо сказал Шерахмад. – Ваши разбомбят Калай-и-Заль, если узнают, что вы здесь. Я не хочу ничьей крови. Понимаешь, мы стали жить спокойно. Это же вас бомбили в Кулухе?

– Как здоровье Карима? – пытаясь оттянуть окончательный отказ, спросил Акбар.

– Убит в Кундузе. Когда дивизия ушла, люди Ахмадшо взяли город. Без боя, понимаешь? В свой город вошли. Потом ваши вернулись, ударили. Эта сука пуштунская, Наджиб, испугался, что север отколется. Нет Кундуза и брата нет. Даже тело не нашли, – Шерахмад провел ладонями по лицу.