Зачем мы говорим - [81]
Но до того как начать сканирование мозга, Софи нужно было подобрать хорошие записи смеха. Первые попытки, сделанные вместе с коллегами, были успешными, фактически, вспоминает Софи, «мы просто потрясающе провели время, смеша друг друга». Но, когда они попытались записать смех с группой волонтеров, ничего не получилось. «Мне даже не пришло в голову, в чем причина, пока я не увидела, как один бедняга из группы одиноко сидит в безэховой камере и не смеется: конечно, они ведь не знали друг друга [хорошо], они не были друзьями», — сказала Софи. Необходимо, чтобы донор смеха находился один в безэховой камере, чтобы Софи могла получать чистую запись голоса, но смех — это социальная активность. Поэтому Софи и ее коллегам пришлось придумать новую процедуру. «Все начиналось за пределами безэховой камеры, волонтеры проводили много времени вместе, смотрели видеозаписи, вместе смеялись, создавая теплую дружескую атмосферу, — объясняет Софи. — А потом в конце концов кто-то раскочегаривается, и его уже можно запихивать в эту камеру».
Когда Софи воспроизводила эти записи волонтерам, которых она исследовала в сканере, обнаружились два типа смеха со специфическими неврологическими реакциями. Смех — это естественная реакция на забавную ситуацию, но чаще всего встречается вежливый социальный смех, который «смягчает» беседы и в большинстве случаев не имеет ничего общего с юмором. Такой нарочитый смех свидетельствует о том, что человек участвует в разговоре и наслаждается им, и за 10 минут беседы обычно такой смех возникает пять раз >{376}. Когда люди слышат такой нарочитый смех, Софи отмечает повышение активности в медиальных префронтальных зонах мозга, которые обычно используются для формирования намерений человека. По-видимому, логично, что в случае такого социального сигнала, как смех, в декодировании звука задействованы сети моделей психического состояния.
Другой вид смеха возникает, когда вы сильно заводитесь и смеетесь бесконтрольно. «Ха-ха-ха» — это очень простая вокализация. Каждое «ха» создается спазмами диафрагмы и межреберных мышц, выталкивающими из легких порции воздуха, которые затем приводят в движение голосовые связки. При настоящем смехе возникает более высокое давление, и это создает более высокий тон, чем при нарочитом смехе. Кроме того, получается еще и хриплый, и свистящий звук, являющийся результатом неконтролируемого использования голосовой анатомии >{377}. Неконтролируемый смех может оказаться очень странным звуком. Комик Джимми Карр — особый случай, он описывает свой смех как звуки, производимые счастливым дельфином — он смеется нетипично, на вдохе >{378}. Когда человек слышит такой неконтролируемый смех, мозг реагирует повышением активности в левой и правой слуховых зонах коры, расположенных как раз над ушами. Поскольку настоящий смех отличается от речи, пения и других привычных звуков, его необычность приводит к большей активности в слуховой зоне коры >{379}.
Поскольку смех имеет специфический акустический след, компьютеры, использующие машинное самообучение, могут отличать его с большой долей вероятности >{380}. К сожалению, это не означает, что компьютер способен обнаруживать юмор. Если учесть, что в большинстве случаев смех возникает не как реакция на реальную шутку, а как социальная «смазка», компьютер будет очень часто ошибаться. Чтобы компьютер стал хорошим слушателем, способным идентифицировать шутки и ложь, он должен знать о языке гораздо больше. В настоящее время компьютеры механически освоили огромное количество простой информации, но они не имеют представления о том, как реально обстоят дела.
Смех («ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха»), а затем речь («а для этого потребуется сауна») Джимми Карра
Герой двух сериалов BBC («Да, господин министр» и «Да, господин премьер-министр»), вымышленный государственный служащий сэр Хамфри Эплби, сказал однажды: «Хорошая речь не та, в которой мы можем доказать, что говорим правду, а та, в которой никто не может доказать, что мы лжем» >{381}. Можно сделать так, чтобы ложь было трудно обнаружить, и одна из уловок — включить ее в правдивый текст. Преступник может слегка исказить правдивую историю, например изменить время, когда произошло событие, что позволяет ему говорить в основном правду и обеспечить себе вводящее следствие в заблуждение алиби. Еще одна тактика — умолчание. Партнер, у которого спросили мнение о костюме, частью которого является вызывающая сорочка, может высказать свое мнение о покрое и ничего не сказать об отвратительном рисунке под пиджаком.
Если учесть, что нам приходится иметь дело с многочисленными способами обмана, то неудивительно наше стремление стать надежным детектором лжи. Люди уже разработали разнообразные подходы ко лжи, ведь обман — это очень важный навык, возникший вместе с эволюционными преимуществами, что видно на примере приматов, которые утаивают пищу и совокупляются тайком. Все мы когда-нибудь приукрашивали свои рассказы, чтобы сделать их более интересными и запоминающимися. А белая ложь — это важная часть взаимодействия в социальной группе.
У людей овладение умением обманывать является признаком развития. Около 25 % детей к двум годам уже умеют обманывать, к четырем этой способностью обладают уже примерно 90 %; а к восьми годам — практически каждый ребенок
