Зачем мы бежим, или Как догнать свою антилопу - [10]
Движение – это жизнь. Тогда я двигался, потому что хотел попасть из одного места в другое. С помощью ног. Так же ведут себя другие существа. Мои любимые создания – жужелицы, или жуки-бегуны, быстро бегали красивым, ладным шагом, как-то умудряясь точно координировать работу своих шести лапок. Большинство жужелиц – ночные хищники. Однако красиво переливающиеся Cicindelinae, или жуки-скакуны, активны и утром. Им нужен солнечный свет.
Я встречал их весной на той же песчаной дороге. Их было множество. Стоило приблизиться к какому-нибудь жуку, он так ускорялся, что его тонкие ножки словно размывались в движении. Если я подбирался еще ближе, он поднимался в воздух, улетая прочь над песчаной дорогой. Я часто ускорялся, пытаясь обогнать бегущего жука, похожего на ярко-зеленый драгоценный камень. Жуки летали быстрее, чем я бегал, и приземлялись далеко впереди меня. Я мог наверстать упущенное и начать погоню снова, но не смог бы поймать ни одного в теплый и солнечный день. В пасмурные дни они, как правило, никак не проявляли себя, а если и проявляли, то не очень хорошо. Жук, не нагревшийся на солнце, бегал медленно, а летать вообще не мог. До этого он легко меня опережал, а теперь вдруг оказывался в моих руках. После того как я обнаружил эту их «ахиллесову пяту», было не трудно поймать одного такого для моей растущей коллекции жуков, в которой скакуны были моими любимцами.
Бегущий жук-скакун
Скорость передвижения ног у жуков, как и у людей, зависит от телосложения и температуры мышц. Разнообразие телосложений и стратегий терморегуляции африканских навозников – отличная тому иллюстрация. Есть виды, напоминающие толстых, мускулистых тяжелоатлетов с округлыми телами и толстыми короткими ножками. Скорость их ног очень низкая, но сила настолько велика, что они могут с легкостью рыть твердую землю. У других видов тонкие ноги, и эти изящные создания бегают быстро, если мышцы ног хорошо разогреты. Скорость движения возрастает на 400 % по мере повышения температуры с 28 °C (82 °F) до 35 °C (95 °F), и самые быстрые навозные жуки достигают скорости 25 см/сек. Жуки-скакуны бегают в пять раз быстрее при той же температуре тела, возможно, потому что у них гораздо более длинные и вытянутые ноги, чем у навозников. Жукам-скакунам нужно оставаться на солнце, чтобы поддерживать высокую температуру разогретого тела, и если они достаточно горячие, то могут летать, а не бегать, тем самым намного увеличивая свою скорость. Мы, подобно многим жукам, умеем сохранять тепло с помощью дрожи, так что способны двигаться быстро и без прямого солнечного света. Таким образом, можно ловить не умеющих дрожать жуков-скакунов в любой пасмурный день.
Сейчас, вновь вернувшись в места моего детства в Германии, я не сразу узнал лес. Молодые деревья сильно выросли. Но я удивлен, как знакомо выглядит дорога. Пробегая по ней, я поначалу вижу лишь несколько признаков того самого леса, но чем глубже я захожу в него, тем сильнее ощущаются наяву мои воспоминания. Лесные голуби воркуют, неистово кричит сойка, каркает ворон. Поют зяблики и пеночки. Когда я добираюсь до маленькой песчаной дороги, где я гонялся за жуками-скакунами и машиной Грютцманна, я знаю, что скоро буду дома.
Едва я поворачиваю на песчаную дорогу, как вижу большую черную жужелицу, бегущую впереди меня. Странно, потому что это ночной вид, который попадал в ямы, выкопанные папой для ловли мелких зверьков, чье мясо мы ели и чьи шкурки он продавал музеям. Я не помню, чтобы когда-то видел жуков этого вида днем, и появление одного из них спустя столько лет кажется почти волшебством. Я беру его, чувствуя запах кислотных защитных выделений, отпускаю его бежать и сам возобновляю бег.
Я с нетерпением жду следующего поворота после небольшого подъема, где пчелы и осы проделывали туннели в песке и где я однажды обнаружил среди сосен гнездо с двумя упитанными молодыми вяхирями. Эти голубята в моем воображении были даже вкуснее жареной курицы. Вот место, где под дорогой среди черных камней протекает маленький журчащий ручей, – там я поймал красно-коричневую форель на пути на нерест.
Действительно ли это тот ручей? Где же тонкая тропинка вдоль мшистых берегов, которая ведет в лес, к хижине? Я внезапно узнаю ольху, на которой было мешкообразное, покрытое лишайником гнездо крошечной длиннохвостой синицы. Я останавливаюсь. Вижу ручей и места, где Марианна нашла мертвого лося, а я – дикого кабана. Вот оно! Я вижу едва намечающуюся тропинку, ведущую в лес. Если немного подняться по ней сквозь буковые и сосновые деревья, за поворотом будет наша лачуга.
Увидев тропинку, я внезапно остановился. Прошлое обожгло меня, словно горячее дуновение из ниоткуда, и сразило меня на месте. Я споткнулся, согнулся и бесконтрольно зарыдал. Еще долго я не мог перестать содрогаться. Как будто на этом пути я встретил незнакомца из прошлого, но этим незнакомцем был я. Хотя это мог быть кто угодно. Осознав это, я всюду увидел детей, чьи судьбы так сильно зависели от, казалось бы, незначительных пустяков.
Когда ранней весной 1951 года мы покинули Ханхайде и отправились в Америку, мне казалось, что с таким же успехом мы могли бы отправиться на ракете на Луну в один конец, а не на пароходе через Атлантику. В том юном возрасте мне никогда не приходила в голову мысль о возвращении. Мы были живы и жили день за днем. Сбежав от насилия и призраков войны, мы обрели покой и красоту. Мейнстрим нас не коснулся, и моим преимуществом было знание главного – жизненных циклов мотыльков, потребностей и повадок воронят, радости босоногой погони за жуками-скакунами по теплому песку.
