Зачарованный мир - [6]

– Худаафиз, – удивленно попрощался агабек и погнал Алмана к скалам, за которыми стоял его замок.

Окруженный толстой и высокой, в два человеческих роста, каменной стеной, Ганлыбель был выстроен на плоской вершине холма. За стенами, заслоняя купола и башенки дворца, колыхались раскачиваемые ветром кроны кипарисов. У главных ворот замка нетерпеливо расхаживали несколько фигур, на одной из которых Сумукдиар различил синий плащ отца.

Он спрыгнул с коня возле ворот и сразу попал в крепкие объятия старого Друида Хашбази. Челядь чинно выстроилась в сторонке, и лишь старший нукер Асархаддон приблизился с поклоном, чтобы поздравить молодого хозяина с благополучным возвращением.

Отец, покосившись на слугу, сказал с напускной строгостью:

– Займись обедом, Асар. Будем пировать… – и, обернувшись к сыну, добавил: – Ты сядешь за стол сразу или?..

– Сначала медитация.

Отдав Алмана конюху, он, поддерживая под локоть отца, вошел в дом. Старый дом, где появлялись на свет, жили, старились и уходили в мир теней многие поколения агабеков Ганлы. Дом, где не принято было различать людей по племени, где веками перемешивалась кровь гирканцев, парфян, магов, загроэламцев, а три десятилетия назад в него вошел Друид Хашбази – полуалан, полухастанец, носивший почему-то кельтское имя и парфянское родовое прозвище. Впрочем, сейчас, когда Хастания вдруг сделалась злейшим врагом Атарпадана, отец благоразумно объявил, что от самого рождения был чистокровным аланом. Правители Тахтабада и Акабы, помня о заслугах старика, всю жизнь строившего мосты, дворцы, крепости и водопроводы по всему эмирату, оставили Друида в покое, не вспоминая о примеси «вражеской» крови в его жилах.

Тридцать лет назад от брака последней наследницы древнего рода Ганлы и немолодого уже зодчего Хашбази родился мальчик Сумук, в раннем детстве поразивший жрецов яркостью ореола хварно. В том призрачном потустороннем мире, где обитала его Тень, сказали бы: генетические мутации стимулировали экстрасенсорную способность – там любят затуманивать ясную суть непонятными словами. Ни при чем тут мудреные слова – просто боги отметили его при рождении, дозволив постигнуть великое искусство магии.

Сумукдиар открыл дверь комнаты, куда не смел заглядывать ни один из обитателей Ганлыбеля – здесь были собраны все его магические талисманы. Он осторожно и любовно разложил по местам грозное копье олимпийской богини Афины Паллады и панцирь кельтского бога войны Белатукадора, повесил на стену принадлежавшие некогда Аресу двуручный меч и рогатый шлем с прозрачным забралом. Еще одно движение – и щит занял место рядом с мечом. Предмет этот, не раз спасавший Сумукдиара в самых страшных переделках, вызывал у агабека некоторую тревогу. Щит явно содержал грозное волшебство, и не возникало сомнений, что когда-то он принадлежал кому-то из древних богов. Но кому именно – эллину Аресу, его ромейскому близнецу Марсу, Белатукадору или кельтской же богине-воительнице Белисаме? Умные люди не раз по-хорошему советовали Сумукдиару меньше ломать голову над такими высокими материями. Возможно, они были правы.

Джадугяр со вздохом отвернулся от щита и медленно приблизился к огромному шару, продавившему своей тяжестью массивный гранитный постамент. Он повел рукой, и верхняя половинка шара взмыла в воздух, открывая вход. Сумукдиар сделал четыре шага и сел в кресло, которое словно ждало его возвращения. Эту камеру для медитаций он собственноручно вырастил из скорлупы драконьего яйца и старался проводить в ней каждый свободный миг, обновляя и наращивая свою говве-а-джаду. Крышка мягко опустилась, отсекая джадугяра от внешнего мира со всей его суетой, войнами, интригами, погромами, голодом, болью, изменами, битвами за власть и прочими несправедливостями.

В бледном сиянии, скудно источаемом внутренними стенами шара, заструились потоки всепроникающих магических сил, насквозь пронизывающих Вселенную. Расслабившись, гирканец впитывал энергию, прогонявшую усталость и сомнения, дарившую бодрость, уверенность, радостное ожидание. Он словно воспринимал цельную картину бескрайнего мира, раздираемого сражениями и любовью, мятежами и примирениями, ненавистью и трудом, гневом и надеждой, алчностью и жаждой познания. Он попытался коснуться хварно Ахурамазды, но вновь, как это неумолимо случалось в последние годы, не нашел своего покровителя: похоже было, что бог Света забыл или покинул людей. Сумукдиар отчаянно искал наугад, но встречал только развалины былых храмов, снова и снова убеждаясь: потусторонние силы заняты собственной борьбой, им нет сегодня дела до смертных с их ничтожными страстями и пожеланиями.

Он резко встал, и драконье яйцо покорно распахнулось, выпуская человека – он все-таки был человеком – в мир привычных образов и явлений. За дверью ждал верный старый Асархаддон, проводивший Сумукдиара в трапезную, где был накрыт стол для двоих Хашбази. Отец уже сидел на обычном своем месте, нетерпеливо позвякивая серебряным ножом по фарфоровому ободу привезенного из-за моря блюда. Теперь они обычно обедали вдвоем – мать умерла при неясных обстоятельствах, когда Сумукдиар сражался в Бактрии, и джадугяр подозревал, что таким образом Магриб отомстил ему за умиротворение Шайтанда. Что ж, когда-нибудь магрибским колдунам воздастся и за это изуверство…