Зачарованный апрель - [78]

За чаем все были милы и внимательны друг к другу. Миссис Фишер показалась Томасу очаровательной старой леди, волшебство замка сработало и на этот раз: она и в самом деле стала такой, как он вообразил себе. Ее благосклонное отношение к нему, в конце концов, приняло совершенно неожиданную форму. Еще до того, как все встали из-за стола, миссис Фишер обратилась к Томасу со словами «мой дорогой мальчик».

Ничего более удивительного никто еще не слышал от пожилой леди. Вполне возможно, что она сама впервые в жизни произнесла эти слова. У миссис Фишер никогда не было детей, ее ближайшая подруга тоже их не имела, а к современной молодежи она всегда относилась весьма неодобрительно. Поэтому вряд ли ей мог представиться еще один случай произнести эти слова.

Роза застыла в изумлении: «Когда же наконец я разучусь так обманываться в людях? Я никогда не видела ее такой и даже не думала, что это возможно. Может быть, я сама виновата? Я с ней спорила, я ее раздражала, и, наверное, поэтому она так относилась ко мне. Наверняка так и есть. Это просто ужасно!»

Она почувствовала себя виноватой, увидев, какой очаровательной бывает миссис Фишер, если разговаривает с приятным ей человеком. Когда старая леди неожиданно рассмеялась, Розе захотелось просто провалиться сквозь землю. Здесь никогда еще не слышали смеха старой дамы. Другие смеялись кто больше, кто меньше, но она — никогда. Стало совершенно ясно, что до сих пор она не была здесь счастлива, и никого это не волновало, кроме Лотти. Лотти старалась что-нибудь сделать для миссис Фишер, но та почему-то совершенно ее не выносила. Сама Роза со стыдом понимала, что буквально через пять минут общения со старой леди ей хотелось сказать что-нибудь колкое и неприятное, и так день за днем. Немудрено, что та вечно была не в духе.

Роза чувствовала себя ужасно и поэтому старалась, как могла, услужить старой леди. Ее неловкая забота очаровала мистера Бриггса. Ему очень хотелось оказаться на месте миссис Фишер. Ради этого он был готов на все. Он принял бы самое горькое и противное лекарство, лишь бы его подали нежные ручки Розы Арбитнот.

Его ярко-голубые глаза, особенно яркие на загорелом лице, следили за ней так пристально, что Роза спросила, в чем дело. Он не нашел слов, чтобы описать свои чувства, и только пообещал когда-нибудь сказать ей все.

Глядя на это, мистер Уилкинс снова повторял про себя: «Проблемы, скоро будут проблемы, — и снова мысленно потирал руки. — Если так, я тот, кто им нужен».

Нельзя сказать, что он желал зла молодой женщине или ее отсутствующему мужу, но здесь явно складывалась ситуация, участникам которой очень скоро понадобится помощь адвоката. Мистера Уилкинса не могло не радовать такое расширение его немногочисленной практики. В самом деле, идея Лотти принесла ему удачу.

— Я уверена, — благожелательно произнесла миссис Фишер, — что вы не думаете ничего такого, чего нельзя произнести вслух.

— А я уверен, — ответил мистер Бриггс, — что еще до конца недели рассказал бы вам все мои секреты, стоит вам только этого захотеть.

— Тогда они были бы в очень надежных руках, — ответила миссис Фишер. Молодой человек нравился ей все больше. Именно такого сына ей всегда хотелось иметь. — А я в ответ рассказала бы вам свои.

— О нет, — вступил в разговор мистер Уилкинс, принимая этот легкий badinage[11]. — Я вынужден заявить протест. Как старый друг, я имею больше прав на откровенность миссис Фишер. Мы знакомы с ней уже десятый день, а вы, Бриггс, здесь не пробыли и одного. Я настаиваю на своем праве первым узнать все ее секреты. В том случае, конечно, — добавил он, галантно кланяясь, — если они есть. Позволю себе почтительнейше в этом усомниться.

— Есть ли у меня секреты! — воскликнула миссис Фишер. Она подумала о странных желаниях, которые росли в ее душе.

Роза смотрела на пожилую леди в глубоком удивлении. Она вообще не ожидала, что та способна на такие искренние порывы, а ее веселый голос казался просто чудом.

Миссис Фишер добавила:

— Их ни к чему долго выведывать. Мои секреты так и рвутся с языка.

Сейчас она говорила точно как Лотти. Мистер Уилкинс достал монокль, который носил с собой специально для таких случаев, и внимательно посмотрел на миссис Фишер. Роза тоже смотрела на нее, не в силах сдержать улыбку оттого, что старая леди выглядела такой веселой. Она не совсем понимала, в чем тут дело, поэтому улыбка была немного смущенной. Непривычное выражение лица миссис Фишер внушало легкий страх, к нему необходимо было привыкнуть.

Миссис Фишер в это время думала о том, как удивились бы все вокруг, если бы узнали, какие она переживает чувства. Если бы еще пару дней назад ей сказали, что некая пожилая леди ощущает себя распускающимся бутоном, она решила бы, что эта леди очень глупа. Однако за последнее время она сроднилась с этой мыслью, она стала более apprivoisee[12], как любил говорить ее дорогой друг Мэттью Арнольд. Хотя лучше всего, чтобы мысли человека соответствовали с его возрастом, но ей больше не хотелось чувствовать себя старухой. Для этого еще будет время, когда она вернется в свой дом-саркофаг. Миссис Фишер впервые подумала о своем жилище таким образом и тут же поняла, насколько точным было это определение. Дом, наполненный книгами и воспоминаниями, действительно давно уже стал ее гробницей, где она плесневела заживо, пока не выбралась на свет. Скоро все вернется на круги своя, но миссис Фишер хотелось в последний раз в жизни почувствовать себя молодой.