Зачарованные смертью - [34]
…В тот день… За печальным столом… Мы боялись поднять глаза друг на друга… Все друзья Инги, которые собрались, нас было много… Мы не могли уйти из ее дома, мы говорили до утра, помню отрывки наших разговоров:
— Три дня тому назад она позвонила мне: „Хожу по городу и прошу: „Господи, сделай так, чтобы меня убило машиной!“ Но ты слышишь: Бога нет…“
— Когда у нас были практические в морге, ее тошнило. „Ну, это ничего, — уверяла она нас поначалу, — к пятому курсу привыкну. Как вы, буду булочки есть“. На самом деле — когда голодные, тут труп лежит, а рядом наши портфели с бутербродами и конспектами. То, что на столе под белой простыней, для нас уже ничего общего с человеком не имеет, это уже неживое, как глобус. Жизнь перелилась в нежизнь без имени. Но Инга однажды спросила: „Может быть, этого звали Сережей… А ее — Анной…“. После этих слов как взять в руки скальпель? Она помнила, не могла забыть никого, их лица, особенно детские…
— И в отместку себе пошла в патологоанатомы… В судебную экспертизу… Она слишком натянула свою струну…
Что заставляет не исчезать, цепляться за жизнь ту же бактерию или человека, независимо от уровня сознания? Какая-то неизвестная химическая или космическая пружина. Сломалась — и все. Как сломалась эта пружина у раненого князя Болконского… Толстой писал… Догадался… Помните? Весы качнулись… И он отказался жить, не захотел, а сколько биологических, физических сил в организме, на какой срок — это уже значения не имеет. Я смотрю на ее фотографию… „Когда человек умирает, изменяются его портреты…“ Она смеется… Но уже такое чувство, что — как за стеклом… Не идет энергия, меньше света… Мы сидим на траве под яблоней… Это было всего год назад… У меня тогда только родилась дочка, мы жили с мужем на квартире на окраине города в частном доме с садом. Она мчалась ко мне через весь город — покупать ребенка, пеленать, притащить веселую игрушку. Она безустанно строила мир, в котором ее все любили, не могли бы обойтись без нее, а любили ее только дети.
Я слышала как она разговаривала со своим маленьким Сережкой, ему было четыре года.
— Мама, — признался Сережка, — я боюсь темноты.
— Почему?
— В темноте маленькие злые человечки… Под диваном…
— Откуда они взялись?
— А люди как рождаются? Отчего?
— От любви…
— Мама, а эти от грустности…
В другой раз он влетел в комнату, где мы сидели:
— Мама, тучки на коленках в форточку ползут!
Они жили на девятом этаже, тучи у них ближе…
Со мной что-то случилось, когда я родила, словно меня втянуло, закрутило вихрем в огромные двери другой жизни, и я растворилась там. Я не спала ночами — девочка болела. У меня доставало сил лишь накормить, постирать, уложить ее опять, иногда поиграть и всегда — что-нибудь спеть. Перестала слышать и понимать все, кроме ее крохотного существования: спит, плачет, хочет есть, начала улыбаться. Меня будто не было…
Инга приходила, но уже редко. Выговаривалась:
— Отчего-то тоска напала. Скучно. Пусть бы кто-то пришел и просидел рядом всю ночь, держа за руку…
В другой раз забежала восторженнная:
— Я встретила друга. Он — архитектор, строит красивые дома. Умный, веселый. Мне с ним хорошо и легко.
Потом они пришли вдвоем, и я была поражена, насколько нарисованный ею портрет не совпадал с реальностью. Нервный, злой, обиженный на весь мир. А где же от — веселый, умный?
Она боялась того дня, когда ей исполнится двадцать пять лет, как будто черту себе провела. До этой черты еще можно чего-то ждать — необычного, исключительного, а за ней — уже чужая территория, с чужими законами, обыденными и неподвижными, которых она не принимала. По-моему, за этой чертой ее настигла реальность.
Последний ее телефонный звонок:
— Я решила бросить мединститут…
— С ума сошла! Пятый курс…
— Ты как моя мама. Она грозит, что как только я уйду из института, ее с инфарктом увезут в реанимацию. Как это, мол, у самой цели сойти с пути… Будто я поезд и способна двигаться только по рельсам… Ты знаешь, я все-таки не могу больше видеть мертвого человека! Больные, как и нищие, сводят меня с ума! Вчера ходила на базар… Сумасшедшая женщина танцевала посреди площади и пела… Молодой парень в инвалидной коляске играл на баяне… Ему бросали рубли в шапку… Он ни на кого не поднимал глаз… Папа говорит, что так было после войны…
— А ты кому-нибудь из наших сказала?
— Кому? Все разбежались, каждый теперь выживает в одиночку…
— Но мы же…
— Что? Сидели до утра, пели, стихи читали? Это было в какой-то другой жизни… Ты отошла от нас и потеряла следы… Сказать тебе, чем занимается наш Вадик, любивший Высоцкого и мечтавший о ВГИКе? Перепродает автомобили… Лешку видела в городе… Безработный инженер… Эмма уезжает с родителями в Америку… — И дальше что-то рваное, бессвязное. — Меня нет, как будто я исчезаю… Исчезла… Я растворилась… Пораженец… А я не люблю поражений… Я как все, как масса… я жила в собственной оболочке, ее проткнули, как детский шарик… Нечем дышать… Меня стягивают и стягивают в реальный мир, на эту глину… А птичка привыкла сидеть на дереве петь, закрыв глаза… У Сережки, маленького, даже уши такие, как у его отца… Он похож на него, а не на меня… Меня нигде нет… Я вас всех обманула… Я все время играла какую-то роль… Хочу убежать… Где-то начать другую жизнь… Красивую… Праздничную… Но не эту…
Без этой книги, давно ставшей мировым бестселлером, уже невозможно представить себе ни историю афганской войны — войны ненужной и неправедной, ни историю последних лет советской власти, окончательно подорванной этой войной. Неизбывно горе матерей «цинковых мальчиков», понятно их желание знать правду о том, как и за что воевали и погибали в Афгане их сыновья. Но узнав эту правду, многие из них ужаснулись и отказались от нее. Книгу Светланы Алексиевич судили «за клевету» — самым настоящим судом, с прокурором, общественными обвинителями и «группами поддержки» во власти и в прессе.
Самая известная книга Светланы Алексиевич и одна из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. «У войны — не женское лицо» переведена на 20 языков, включена в школьную и вузовскую программу.На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей.
Главные герои не политики, не солдаты, не философы. Главные герои — дети, которые запоминали самые яркие и трагические моменты той войны. Не сами события, а то, что чувствовали. «Я помню маму. Когда ее вели на расстрел, она просила: „Дочку уведите… Закройте дочке глаза…“, — вспоминает одна из героинь». А я не плакал, когда падала бомба, я топал ножкой и приговаривал: «Я буду жить! Я буду жить!». И эти воспоминания детские, беззащитные, до основания обнажают и разоблачают «человеческое безумие в форме войны». На развороченном путиСтоит мальчишка лет пяти,В глазах расширенных истома,И щеки белые как мел.— Где твоя мама, мальчик?— Дома.— А где твой дом, сынок?— Сгорел.Он сел.
Завершающая, пятая книга знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». «У коммунизма был безумный план, — рассказывает автор, — переделать “старого” человека, ветхого Адама. И это получилось… Может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип — homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его “совком”. Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет.
Несколько десятилетий Светлана Алексиевич пишет свою хронику «Голоса Утопии». Изданы пять книг, в которых «маленький человек» сам рассказывает о времени и о себе. Названия книг уже стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»… По сути, она создала свой жанр — полифонический роман-исповедь, в котором из маленьких историй складывается большая история, наш ХХ век.Главной техногенной катастрофе XX века — двадцать лет. «Чернобыльская молитва» публикуется в новой авторской редакции, с добавлением нового текста, с восстановлением фрагментов, исключённых из прежних изданий по цензурным соображениям.
Вторая книга (первой стала «У войны не женское лицо») знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». Воспоминания о Великой Отечественной тех, кому в войну было 6-12 лет — самых беспристрастных и самых несчастных ее свидетелей. Война, увиденная детскими глазами, еще страшнее, чем запечатленная женским взглядом. К той литературе, когда «писатель пописывает, а читатель почитывает», книги Алексиевич не имеют отношения. Но именно по отношению к ее книгам чаще всего возникает вопрос: а нужна ли нам такая страшная правда? На этот вопрос отвечает сама писательница: «Человек беспамятный способен породить только зло и ничего другого, кроме зла». «Последние свидетели» — это подвиг детской памяти.
«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Флора Павловна Ясиновская (Литвинова) родилась 22 июля 1918 года. Физиолог, кандидат биологических наук, многолетний сотрудник электрофизиологической лаборатории Боткинской больницы, а затем Кардиоцентра Академии медицинских наук, автор ряда работ, посвященных физиологии сердца и кровообращения. В начале Великой Отечественной войны Флора Павловна после краткого участия в ополчении была эвакуирована вместе с маленький сыном в Куйбышев, где началась ее дружба с Д.Д. Шостаковичем и его семьей. Дружба с этой семьей продолжается долгие годы. После ареста в 1968 году сына, известного правозащитника Павла Литвинова, за участие в демонстрации против советского вторжения в Чехословакию Флора Павловна включается в правозащитное движение, активно участвует в сборе средств и в организации помощи политзаключенным и их семьям.
21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.
В этой книге рассказывается о жизни и деятельности виднейшего борца за свободную демократическую Румынию доктора Петру Грозы. Крупный помещик, владелец огромного состояния, широко образованный человек, доктор Петру Гроза в зрелом возрасте порывает с реакционным режимом буржуазной Румынии, отказывается от своего богатства и возглавляет крупнейшую крестьянскую организацию «Фронт земледельцев». В тесном союзе с коммунистами он боролся против фашистского режима в Румынии, возглавил первое в истории страны демократическое правительство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.