Забытые тексты, забытые имена. Выпуск 2. Литераторы – адресаты пушкинских эпиграмм - [25]

При составлении использовано издание:

Б. Л. Модзалевский. И. Е. Великопольский. (1797–1868). Санкт-Петербург.: Типография Императорской Академии Наук. 1902 г.

Романс

Певец любви! Крепясь от слёз,

Ты ль молишь дружбы состраданья!

Кто мрак и скорбь к тебе занёс,

Кто сердца обманул желанья?

Давно ль ещё в кругу друзей

Ты беззаботную пел радость?

Кто потушил огонь очей

И жизни пламенную младость?

Несчастный друг! В борьбе души

Я тайне внял сердечной боли;

Ты пел любовь, не знав любви,

В свободе чувств искал неволи.

Поклонник муз и красоты,

Беспечно радости ты верил,

Но опыт снял покров мечты

И сердце в счастье разуверил.

Узнав любовь, познал ты в ней

Один обман очарований,

Ничтожность клятв и ложь очей

И яд пленительных лобзаний.

И дружбою ль минувших дней

Ты возвратишь часы крылаты?

Увы, певец! Сердца друзей

Не заменят любви утраты!

«Не все мы в горе станем жить…»

Не все мы в горе станем жить,

Промчится время, может быть,

Туманны тучи разойдутся,

В душах угаснувших проснутся

Опять бывалые мечты;

В шумящем вихре наслаждений, –

Как сердцу страшные черты

Сна беспокойного видений, –

Для нас прошедшее мелькнёт;

Тогда и друг ваш отдохнёт,

Тогда, весельем вдохновенный,

В беседе муз уединенной

И он о счастье запоёт!

Живописцу

Стан женщины, но смутный взор

И вид уродливый и злобный,

Мегеры образу подобный,

Являет страсти в ней позор.

Змея по груди изогбенна,

Скрижаль закона преломленна

И книг полураздранных пук,

В знак ею попранных наук,

У ног лежат, как сор ненужный.

Из карт корона над главой,

Но, в знак невинности наружной,

Всё платье блещет белизной.

Одной рукою скиптр железный

Она подъемлет с торжеством, –

В другой, с наружностью любезной,

С венчанным розами челом,

Видна смеющаяся маска;

Невинности притворной краска

Играет в лилиях ланит;

Богиня, будто бы случайно,

Вперёд подав её, манит

К себе взор каждого, но тайно

Кинжал в руке её блестит

С концом, чернеющим от яда…

Владимир Сергеевич Филимонов

Вам музы, милые старушки,

Колпак связали в добрый час,

И, прицепив к нему гремушки,

Сам Феб надел его на вас.

Хотелось в том же мне уборе

Пред вами нынче щегольнуть

И в откровенном разговоре,

Как вы, на многое взглянуть;

Но старый мой колпак изношен,

Хоть и любил его поэт;

Он поневоле мной заброшен:

Не в моде нынче красный цвет.

Итак, в знак мирного привета,

Снимая шляпу, бью челом,

Узнав философа-поэта

Под осторожным колпаком.

В. С. Филимонов. Автор портрета неизвестен

В марте 1828 года Филимонов послал Пушкину свою поэму «Дурацкий колпак» со следующей дарственной надписью на книге:

Вы в мире славою гремите;

Поэт! в лавровом вы венке.

Певцу безвестному простите:

Я к вам являюсь – в колпаке.

Пушкин ответил Владимиру Сергеевичу также стихами.

Филимонов родился в Москве в семье отставного офицера, в бедных кварталах Мещанской слободы. Не имея достаточных средств для воспитания сына, отец отдал Владимира в семью деда, имевшего верный достаток и желавшего привить ребёнку правильное понимание жизни. Что, наверное, в значительной мере ему удалось, ибо вырвавшись из-под строгой опеки деда, юноша очень быстро разобрался – с какими людьми ему следует иметь дело, а с какими нет. Компания праздной молодёжи сразу же пришлась юноше не по нраву, близких себе по духу людей он нашёл в Московском университете, куда был зачислен в возрасте семнадцати лет. «Согреваемые огнём энтузиазма, мы стремились к одной цели – благу человечества… Важные события нового мира окрыляли душу обширными надеждами… На поле ратном и в храме Фемиды мы клялись быть защитниками истины и добродетели», – писал юноша о себе и своих новых друзьях.

После окончания университета Филимонов избрал для себя статскую карьеру, но с началом нашествия Наполеона вступил в ополчение и был назначен адъютантом к графу Петру Алексеевичу Толстому. После Отечественной войны Владимир Сергеевич участвует в заграничном походе русской армии, в составе Особого корпуса входит в Дрезден и Гамбург.

После окончания военных действий вновь вернулся на гражданскую службу. Служил в Министерстве полиции, Министерстве финансов, был Новгородским вице-губернатором, но служебная карьера у Филимонова как-то не заладилась, это при том, что особенных претензий к нему никто не имел. Вскоре Владимир Сергеевич и вовсе подаёт прошение об отставке. После отставки Филимонов полностью посвящает себя литературному труду.

В качестве свободного литератора Владимир Сергеевич пребывает недолго: нужда заставляет вновь поступить на государственную службу и в 1829 году именным указом его назначают Архангельским губернатором. Появившиеся с назначением средства Филимонов пускает на издание собственной литературной газеты «Бабочка». Так бы и губернаторствовал Владимир Сергеевич, выпуская свою газету и сочиняя стихи, если бы не странное и нелепое событие, перечеркнувшее всю его судьбу.

В Москве в 1831 году был выявлен кружок заговорщиков под руководством Николая Петровича Сунгурова, почти целиком состоящий из московских студентов, в планах которого было больше глупых фантазий, нежели осмысленных целей. Членам кружка, в котором, пожалуй, провокаторов было не меньше чем идеалистов, мечтающих о свержении монархии, хотелось создать тайное общество по принципу декабристских союзов. Недееспособный кружок с очевидностью был обречён на бесславный финал, что в скорости и случилось. Как, скажете, это касается нашего Архангельского губернатора? Очень просто. В планах безумцев было записано, что в случае неудачи они «будут пробиваться в Архангельск», где местный губернатор обеспечит их всем необходимым и поможет бежать в Англию.