Забытые страницы русского романса - [25]

Можно предположить, что «подружив» Метнера с Рахманиновым, она не могла не говорить о Пушкине и с Метнером, ведь не случайно он тогда же пишет первый после перерыва романс на слова Пушкина, и это именно «Муза», и посвящает его М. Шагинян.

Романс Метнера «Муза» нравился ей более романса Рахманинова.

Сам Метнер придавал определенное значение «Музе» в своем творчестве. До этого произведения им было написано значительное число романсов на слова Гете, Ницше, Фета, Тютчева, Брюсова, уже исполненных, оцененных критикой и слушателями. Он же писал в августе 1913 г. С. Дурылину: «Сам я хотя и чувствую, осязаю свой путь, но не вижу его — я иду по нему, как слепой, больше топчусь на месте и потому до сих пор прошел, может быть, всего „парочку“ шагов. „Муза“ Пушкина, пожалуй, что и шаг, но, повторяю, много ли я таких шагов сделал?!»

«Муза», открывающая соч. 29 «Семь стихотворений А. Пушкина для голоса с фортепиано»,— один из поэтичнейших романсов Метнера. Примечательно начало: певец и пианист вступают одновременно — природа и человек неразделимы. Естественно и непринужденно начинается исповедь Поэта:

В младенчестве моем она меня любила

И семиствольную цевницу мне вручила...

По мере впевания все более слушаешь аккомпанемент; поначалу он кажется не очень удобным — «текучий» однообразный фон, отнюдь не помогающий певцу, почти не меняющийся по рисунку до самого конца. Что это не аккомпанемент в обычном значении слова — понятно сразу, но что «рисует» фортепиано? Наконец понимаешь — урок красоты дает тебе природа: вибрирует воздух, покачиваются в такт набегающему ветерку травы и цветы, доносятся отзвуки песен. При кажущейся простоте для пианиста в этом романсе предостаточно работы: при преобладании p и pp необходимо выполнять многочисленные указания композитора по смене штрихов. Особенно важно соблюсти верное соотношение между звучанием голоса и фортепиано: в последнем разделе романса насыщенное звучание голоса может вызвать у пианиста желание «погромыхать». Чтобы избежать этого, пианисту следует прийти к ff лишь тогда, когда голос возьмет свою последнюю ноту.

Соч. 29, № 3 «Стихи, сочиненные ночью во время бессонницы».

Мне не удалось найти ни одного композитора, которого бы вдохновило это стихотворение, и это удивляет. Может быть, в этом сказалась некая инерционность мышления? Достаточно появиться одному романсу на слова, например, «Молитвы» Лермонтова, как один за другим около полусотни композиторов, вдохновясь именно этим стихотворением, пишут романсы, соперничая друг с другом.

Что же привлекло Метнера в этом стихотворении? Зная все его вокальные произведения, найти ответ нетрудно: образы и звуки ночи, таинственно-завораживающие, притягивающие, но и угрожающие.

Мне не спится, нет огня;

Всюду мрак и сон докучный.

Ход часов лишь однозвучный

Раздается близ меня.

Я представляю, как композитор еще и еще раз перечитывает стихотворение, вслушивается в тишину ночи: «Я понять тебя хочу, темный твой язык учу»,— читает он последние строки стихотворения и слышит, как уходит в пространство последний звук, тянется, теряется вдали. В этом романсе певцу и пианисту также необходимо найти утонченное равновесие между звучанием инструмента и голоса. Так, например, вступительные четыре такта должны играться пианиссимо с небольшим усилением от третьего такта к четвертому; в то же время на каждой шестнадцатой поставлен акцент. Тот же характер аккомпанемента сохраняется и далее, когда вступает певец, для которого на протяжении первой фразы (тт. 5—7) проставлено семь оттенков исполнения и все это в пределах piano — pianissimo. Особый эффект достигнут в тактах 25—33: регистровый контраст в звучании инструмента и голоса подчеркивает вопросительно-горестные интонации мелодии: «Что тревожишь ты меня? Что ты значишь, скучный шепот? (выразительный штрих — растянутые гласные «я» и «о» в словах «меня» и «шепот»). Весь романс проходит «на одном дыхании» благодаря особой слитности, текучести его «материала».

Подлинным шедевром вокальной лирики Метнера является романс «Роза» (соч. 29, № 6).

К этому стихотворению Пушкина первым, по-видимому, обратился Глинка (1838 г.). Если сравнить два романса — Глинки и Метнера, то сравнение окажется в пользу второго. Особенно это наглядно прослеживается на первых двух фразах: в романсе Глинки каждый звук мелодии сопровождается аккордом, верхний звук которого идет в унисон с голосом, что явно утяжеляет «воздушный» поэтический образ стихотворения. Метнер ничего особенного не изобрел в этом романсе, но прозрачная фактура аккомпанемента, паузы в тактах 10, 12, 14 — все создает особую атмосферу внимания, бережности, хрупкости. Проста и обаятельна мелодия, преобладающие оттенки pp и p. Для певца в этом романсе как будто нет ни тесситурных, ни технических преград, но наибольшие трудности перед исполнителем ставят как раз «просто» написанные произведения, так как амплитуда «простоты» велика: это либо простота куплетной песни, которую исполнитель должен суметь обогатить своей интерпретацией, либо он должен, как в этом романсе, представляющем идеальное совпадение поэтической и композиторской мысли, суметь «дотянуться» до этой высоты. «Роза» Пушкина — Метнера — только для Мастера.