Забытые страницы русского романса - [23]

Вскоре публикуются тетради фортепианных пьес Метнера (Восемь картин настроений, Три фантастические импровизации), в которых уже обнаруживается его выдающееся композиторское дарование.

Характерный штрих: Метнер никогда не стремился к славе, выступал в концертах крайне редко, однако очень скоро образовался круг увлеченных им слушателей, которых привлекала незаурядная личность музыканта: от него протягивались к аудитории вдохновенные нити-токи.

В 1912 году с Метнером и его женой Анной Михайловной познакомилась Мариэтта Шагинян, она иногда жила у них в московской квартире либо на даче, и там перед ней «раскрывалась необычная, как в хорошей музыке, слаженность семьи, размерявшей свой день как стройную композицию». У Метнеров была прекрасная библиотека, по вечерам они обязательно читали вслух: немецких романтиков (Клейста, Тика, Брентано), Мериме, Стендаля, поэмы Гомера, басни Крылова и Пушкина. «В их быту все личное перегорало и становилось общечеловечным». Будущая писательница загорается идеей «подружить» Метнера с Рахманиновым, который высказал ей однажды мнение о Метнере «как о самом талантливом из современных композиторов». И Метнер в эпоху, когда модернисты отказывались от красоты в ее классическом воплощении, ценил ее в музыке Рахманинова более всего. Прослушав поэму «Колокола» (1913), Метнер сказал Шагинян: «Что меня всегда поражает в Рахманинове при исполнении каждой новой вещи, так это красота, настоящее излияние красоты». Крепкие дружеские отношения связали двух композиторов на целые три десятилетия (до кончины Рахманинова в 1943 году).

...В 1921 году Метнер покинул Россию. Он не решился бы на отъезд, если б не материальные трудности (нехватка продовольствия, дров), преодолевать и переживать которые, по складу своего характера, не умел. Начались зарубежные странствия. Метнер выступает с концертами во Франции, Германии, Польше, США и Канаде. Особенно тепло его встречают в Англии; в Лондоне с осени 1935 года он обосновывается навсегда.

Но где бы он ни был, сердцем всегда он в России, любимой Москве. В 1927 году состоялись его гастроли в СССР, он выступал в Москве, Киеве, Ленинграде, Одессе, Харькове. Подготовка к поездке была полна волнений. Он сообщает 26 марта 1926 года родным, что много работает, чтобы как можно больше сочинений привезти с собой, и восклицает: «Если бы вы знали, родные мои, с каким сердечным трепетом я думаю о своем приезде в Москву!.. Только бы дожить до этого!» Получив известие о возможности вторичной поездки в Москву в 1932 году, Н. К. Метнер написал А. Б. Гольденвейзеру: «При мысли о возможности побывать на родине и повидать всех вас испытываю неописуемое волнение...»[6] (1. IX 1932). За рубежом он еще более ощущает себя русским композитором: Пушкин, Тютчев, Фет вдохновляют его, Концерт-баллада № 3 написан по стихотворению Лермонтова «Русалка», Сказки соч. 51 посвящены Золушке и Иванушке-дурачку. В эти произведения композитор вводит мелодии народных песен, в Эпическую сонату и фортепианный квинтет — церковные напевы.

Услышав в программе Би-Би-Си передачу о себе, Метнер был возмущен тем, что говорилось о его немецком происхождении, вместо того чтобы сказать, что он русский композитор, о чем не было даже упомянуто. Он писал на радиостанцию: «Я русский не только по рождению, но и по своему воспитанию, и такими были уже мои дед и бабушка. Во всяком случае, вопрос крови и происхождения лучше предоставим мистеру Гитлеру» (октябрь 1941).

Как жесточайшую пытку переживает Метнер начавшуюся войну с Германией. Узнав о сокрушительном ударе, нанесенном фашистским войскам в начале декабря 1941 года под Москвой, он восклицает в письме к своим старинным друзьям Пренам: «Я радуюсь и благодарю бога, что наша родина постояла за себя» (19. XII 1941).

5 июня 1944 года в концерте, организованном в пользу Объединенного комитета помощи Советскому Союзу, Метнер исполнил только что написанный Третий концерт для фортепиано с оркестром (ми минор, соч. 60). Заслуживает внимания программа этого концерта: Увертюра к «Руслану и Людмиле» Глинки, Балетная сюита «Золотой век» Шостаковича, Четвертая симфония Чайковского.

В последние годы жизни композитор крайне озабочен тем «модернистским хаосом» в музыке и шире — в искусстве, что захватил европейскую публику. Еще в 1935 году в Париже на русском языке была опубликована его книга «Муза и мода». В ней он защищает самые основы музыкального искусства, утверждая, что между музой и модой нет ничего общего и отношение музыкантов к музыкальному искусству должно быть осторожным, бережным, как бы охраняющим его автономность и беспримесную чистоту. Только опираясь на величайших гениев прошлых эпох, художник может обрести собственное лицо, говорить от имени своей эпохи. «Все современные „течения“, по которым так легко стало продвигаться бесчисленным молодым „гениям“, для меня по-прежнему остаются ересью»,— повторяет он в письмах; он не верит ни в какие выразительные средства, помогающие под личиной «оригинальности» скрывать полное отсутствие таланта. Он мучительно ждет публикации своего труда на английском языке. За два дня до кончины мужа (13. XI 1951) А. М. Метнер получила, наконец, экземпляр переводного издания книги, но порадовать Николая Карловича уже было невозможно