Забытые союзники во Второй мировой войне - [163]
У Иннокентия Сафьянова уже тогда начало складываться мнение, что Урянхайский край может и должен быть независимым от кого бы то ни было. И он открыто высказывал свои взгляды. А вдобавок вызывающе не исполнял полагающиеся в России при любой власти церемониалы чинопочитания. Так, в 1916 году он не явился приветствовать приехавшего в Урянхайский край императорского генерал-губернатора Восточной Сибири. И хотя объяснений не последовало, похоже, именно это привело к тому, что Сафьянов получил предписание немедленно покинуть Туву.
Но и до крушения монархии теперь и в России оставалось уже меньше года. В следующем году и царь, и императорские чиновники канут в Лету.
Через месяц после приказа о высылке Сафьянова из Тувы он был в Минусинске, где Иннокентий Георгиевич ещё ближе сошёлся со ссыльными революционерами и возглавил местную левую газету «Минусинский листок». Она стала трибуной и для его взглядов по «урянхайскому вопросу». Позицию Иннокентия поддерживал и младший брат Михаил, в то время студент Петербургского университета. В одной из статей под псевдонимом «Кайский» Михаил писал:
«Две трети Урянхайского края заняты таёжными и степными отрогами Саянского хребта и представляют собой совершенно непригодную для хлебопашества местность. Удобные пахотные земли, разбросанные маленькими оазисами среди песков, камня, мерзлоты и солончаков, уже использованы в настоящем времени сойотским и русским населением. Многолетний опыт русских старожилов уже показал, что „тучные“ урянхайские земли имеют очень тонкий слой гумуса и при обработке быстро истощаются. И вот, несмотря на всё это, переселенческое управление собирается поместить в Урянхае 150 тысяч русских землепашцев, совершенно не знакомых с почвенными и климатическими условиями своих будущих угодий».
И далее он продолжает:
«Природа края более всего соответствует скотоводческому хозяйству, и при известных условиях, Урянхай мог бы стать для России тем же, чем стали для Европы Бразилия или Австралия»[233].
Иннокентий подхватил эту мысль брата и в одной из статей в «Минусинском листке» впервые открыто выдвинул идею о независимости и самостоятельности Урянхая:
«Как бы просто мог выясниться этот вопрос об Урянхае, если бы, не мудрствуя лукаво, признали за сойотами право самостоятельной жизни и предоставили бы им самим устраивать своё будущее».
Именно эта идея стала двигателем всей его последующей жизни. Газету, которую он редактировал, вскоре закрыли, а его самого посадили в тюрьму, но там он и узнал о февральской революции. И при первой же возможности, получив теперь полномочия от комиссара Временного правительства, рванул в любимый Урянхай.
В следующий раз мы вернёмся к Сафьянову, когда у власти будет уже не Временное правительство, а большевистский Совет народных комиссаров. Теперь же — время рассказать о другом будущем со-основателе независимой Тувы.
За несколько лет до этого на небосклоне урянхайской политики зажглась и своя, тувинская звезда — Монгуш Буян-Бадыргы. В переводе с тувинского его имя значило «Рассеивающий святость», и это его потом расстреляет Салчак Тока. Но тогда он был в начале пути. Родившийся в семье арата-табунщика, он был усыновлён князем-нойоном по имени Хайдып. В 1908 году уже и сам Буян-Бадыргы в 16 лет становится клановым вождем — Даа-нойоном.
Со-основатель независимой Тувы, сын арата и приёмный сын князя Хайдына Монгуш Буян-Бадыргы
Рассказывают, что это он, свободно владевший помимо родного монгольским, тибетским, китайским и русским языками, и сочинял обращение с просьбой о покровительстве к царю Николаю II: в момент, когда Урянхай вдруг стал «бесхозным». Считается, что именно Буян-Бадыргы воспользовался моментом, когда пала власть уже и русского царя. И хотя Временное правительство в Петрограде немедленно подтвердило протекторат России над Урянхайским краем, Буян-Бадыргы решил провозгласить независимость. Тем более что в этот момент из тюрьмы вышел такой именитый и авторитетный в русских кругах сторонник этой идеи, как Иннокентий Сафьянов.
Вместе они, Буян-Бадыргы и Сафьянов, собрали в Белоцарске «русско-урянхайский съезд». На нем Сафьянов заявил, что теперь народ Урянхая может устраивать жизнь по своему собственному усмотрению, так как он отныне свободен от всяких обязательств, данных русскому царю вследствие отречения последнего от престола. Это заявление некоторым русским колонистам пришлось не по душе, и была дана срочная телеграмма Керенскому. Сафьянова отозвали в Минусинск. Но вскоре пало и Временное правительство, и к власти пришли большевики, с которыми у Сафьянова были свои отношения.
В итоге, в июне 1918 года Сафьянов и Буян-Бадыргы собрали сразу два съезда: русский и тувинский. А на их совместном заседании от имени «русской фракции» была зачитана вполне определенная резолюция. Русские и тувинцы обещали друг другу жить в полном согласии и вместе отражать внешние угрозы.
Так что же это были за внешние угрозы? Вот теперь, когда мы познакомились и с Сафьяновым, и с Буяном-Будыргы, я, наконец, могу начать ответ на этот вопрос.
Собственно, однажды в этой главе я его уже невольно обозначил: когда с нынешним тувинским премьером мы стояли на берегу пограничного озера Tope-Холь и он рассказывал мне, что вон та горка раньше была тувинской, а теперь — монгольская.
