Забытые острова - [81]
Теперь не свожу глаз с бабочек, перелетающих через дорогу. Все же почему они пересекают ее только с юга на север и обратно? Не могу ответить на этот вопрос и теряюсь в догадках. Сезонные перемещения тут ни при чем. И ветер тоже не повинен. Его сегодня нет: пыль, поднятая машиной по ближней проселочной дороге, повисает в воздухе светлой полоской.
Вскоре дорога резко поворачивает почти под прямым углом и идет на север. Но и здесь бабочки пересекают ее строго поперек. Стороны света, оказывается, не имеют никакого значения. На следующий день уже твердо убедился, что все бабочки без исключения пересекают асфальт дороги только поперек и никогда не летят по ней вдоль. Чем вызвано это правило поведения, сказать трудно. Бабочки, летящие по дороге, подвергаются большей опасности от мчащихся машин? Это понимают некоторые звери. В пустыне, например, песчанки всегда стараются перебежать дорогу поперек и протаптывают по ней торные тропинки. Змеи тоже оставляют следы своих путешествий поперек дороги. А бабочки? Невероятно, чтобы из-за грозящей от машин опасности произошел так быстро естественный отбор, изменивший поведение этих, в общем медленно летающих созданий. Не так уж давно развился автомобильный транспорт, да и асфальтовые дороги занимают не столь много места по отношению к остальной площади земли.
Загадка остается как будто нерасшифрованной. Открыть секрет поведения бабочек интересно. Вспоминаю странное поведение летящей над асфальтом стаи стрекоз, и мне кажется, оба этих случая чем-то связаны. Черная лента шоссе, вероятно, воспринимается бабочками как водная преграда, допустим река, которую полагается пересекать только в самом коротком направлении. Подобное правило поведения запрограммировано испокон веков и инстинктивно и неукоснительно соблюдается. Вспомнился еще случай: на северном берегу Балхаша, сильно вытянутого в меридиональном направлении, бабочки-бражники пересекали его строго поперек.
Впоследствии я много раз убеждался в том, что все бабочки всегда пересекают асфальт строго поперек и никогда не летят вдоль него.
Асфальтовое шоссе преподносит мне еще один сюрприз. На одном из участков дороги лежит много убитых жаворонков. Ольга жалеет птиц, не может смотреть, отворачивается. Николаю хоть бы что, от нечего делать он принимается считать неудачников. Получается: на километр пятнадцать — двадцать убитых птичек, сто — на пять километров пути. С дороги то и дело взлетают коршуны, пустельги, канюки, вороны и сороки. Нашли легкую и свежую добычу!
Иногда перед нами с дороги взлетают стайки жаворонков и свободно увертываются, рассыпаясь в стороны. Впрочем, я, как всегда, берегу мотор, экономлю горючее и держу скорость не более шестидесяти километров. Сегодня выходной. По дороге проносятся юркие «Жигули» и «Москвичи», все время нас обгоняя. И тогда я догадываюсь: легковушки сбивают жаворонков, птицы не в силах избежать столкновения с машиной, несущейся на большой скорости.
Глядя на дорогу, стараюсь не останавливать внимания на убитых птицах. Но что это? Возле одной, другой не всегда, но часто сидят жаворонки, целые, невредимые. Сидят, будто поглядывая на убитых. Что это — случайность, выражение участи гибели ближнего? Нет, я не фантазирую, нет у меня никакого желания заниматься выдумками. Все это легко проверить, убедиться любому. Бедные! Быть может, когда охрана природы станет одной из первоочередных задач и человек научится ее беречь, на дорогах будет установлено ограничение скорости и, кроме того, появится новый знак: «Осторожно, полевые птицы!»
Жаворонки кормят птенцов насекомыми и в какой-то мере помогают земледельцам защищать урожай от захребетников. Человек косвенно иногда их благодарит: машины, везущие зерно с полей, кое-где его просыпают и тем самым кормят птиц. Машины легковые же их убивают.
На обратном пути
Трудно нам привыкать к новой жизни, к пути по шоссе среди постоянных поселений. А они следуют одно за другим, и, когда день клонится к концу, нелегко выбрать место для ночлега.
Вот и сейчас скоро вечер, пора думать о биваке. Слева — посевы, справа — невысокие горы. Они кажутся такими приветливыми и глухими, но в каждом ущелье видны строения животноводов. Наконец находится безлюдное ущелье, и мы рады ему: здесь и следов скота мало, и растительность цела. Наспех поужинав, усталые, заваливаемся спать.
На рассвете над горами запели жаворонки. Потом рядом с биваком раздалось низкое гудение, затем в другом месте, и всюду послышался гул от чьих-то крыльев.
Выбираться из-под полога не хочется, клонит ко сну, да и все дружно спят, но и узнать надо, кто тут расшумелся на все ущелье… Завел мелодичную песню удод, свистнула чечевица, а гул все тот же, не прекращается.
После завтрака отправляюсь в поход. Вокруг цветет фиолетовый шалфей, желтыми свечками стоят торжественные коровяки, из зарослей трав выглядывают сиреневые богородская травка и душица, всюду трудятся большие шмели, и воздух гудит от множества их беспрестанно работающих крыльев. Мохнатые труженики, как всегда, очень заняты, ни на кого не обращают внимания, перелетают с цветка на цветок, собирают пыльцу, нектар.
