Забытые - [10]
Ворота теперь заперты. Наряд солдат несет караул. У входа на стадион плачут те, кого не впустили. Они пытаются увидеть в последний раз лица тех, кого они провожали, кого любят. На них смотрят отрешенным взглядом, безмолвно выражающим непонимание. Заглянув в ворота, приоткрытые для проезда военного грузовика, они замечают соседку или родственницу. Они смеются, подают знаки. Но правила строгие, арестованные не должны общаться с внешним миром.
Перед воротами останавливается такси. Из него выходят две женщины с пакетом в руках. Они называют имя и хотят узнать, по-прежнему ли их подруга находится на территории велодрома. «Понятия не имеем», – отвечают ей. Женщины вступают в переговоры с охранниками. Вход воспрещен. Никто не проникнет на стадион. Отныне «нежелательные» находятся под контролем военных, навещать их нельзя. Посетительницы все же хотят всучить охранникам пакет и спрашивают, передадут ли его их подруге. «Если человек покинул эту территорию, пакет будет отдан интернированным». Шествие у ворот продолжается. Солдат без устали повторяет одно и то же: «Никто не выходит, никто не заходит». Женщины настаивают. Невозмутимый караульный по два, по три раза повторяет им одно и то же: «Мы не можем гарантировать, что ваша передача попадет в руки той, кому она предназначена. Мы не можем сказать, есть ли здесь человек, которого вы ищете. Приходите завтра: будет вывешен список отъезжающих».
И был вечер, за ним наступило утро.
На второй день женщины смотрят друг на друга уже по-другому, более ясными глазами. Рассвет не развеивает ощущения, будто ты оказался в сумеречном мире, среди призрачных фигур. Резкий белый свет освещает прически и черты лица, которые еще вчера имели какой-то вид. Из темноты возникают женщины, неподвижные, словно Пьета без сына. Военные раздают горячий кофе, ситный хлеб и немного печеночного паштета в консервной банке, а еще – густой дымящийся суп.
В просторном помещении нет ни одного окна для проветривания. Ева всю ночь сдерживалась, но теперь направляется к туалетам. На стадионе всего двенадцать туалетных кабинок. Часть из них закрыли – в них есть окна, через которые можно убежать. Часть с раннего утра засорена и непригодна к использованию. Работают всего две кабинки, но, чтобы туда попасть, нужно выстоять очередь, которая растягивается на несколько десятков метров. Женщины сдерживаются сколько могут и в конце концов справляют нужду где попало: потоки личного унижения среди всеобщего омерзения. Есть еще двадцать писсуаров. Ева, стоящая перед приспособлением, предназначенным для мужчин, предпочитает сдерживаться с помощью всевозможных поз: это лучше, чем присесть и помочиться прямо на землю, как животное. Все это не может быть правдой… Закрыв глаза, чтобы забыть то, что она видит, она пытается преобразовать навязчивый шум в симфонию, а нестройные голоса – в хор. Ева чувствует, как кто-то кладет руку ей на плечо.
– Я нашла душевые кабинки. Но караульные не сводят с нас глаз. Нужно идти туда вдвоем, чтобы прикрывать друг друга, – предлагает ей Лиза.
Она прошла вдоль дорожки и изучила каждую женщину. Лиза читала в их глазах ярость, страх, ненависть или отчаяние, но искала чего-то большего. За свои тридцать лет она никогда еще не жила одна; впервые она спит вдалеке от Фриды. Ей нужна подруга, во взгляде которой можно найти то, что есть в материнских глазах, – живую силу, состоящую из надежды и внимания. Лиза не любит говорить, она предпочитает общаться с помощью взглядов, но материнского взгляда тут не встретишь. И тут она замечает Еву. Короткие светлые волосы, обрамляющие круглое лицо, делают ее старше, в то время как сама Лиза считает себя еще ребенком. Блондинка стоит, повернувшись лицом к писсуарам, в то время как другие присаживаются где-нибудь в углу: это значит, что она не сдалась. Лиза протягивает Еве руку.
После исчезновения Луи Ева впервые ощущает человеческое тепло на своем теле. Она смотрит на пальцы Лизы, приподнимает их, пристально изучает. Пухлые подушечки с легкостью ложатся на Еву, сами пальцы тонкие и изящные, как ветви благородного дерева, мягкие и длинные, суставы упругие и тугие, как морской узел; сжимая пальцы сильнее, Ева чувствует, что они дрожат. Лиза не ожидала, что ее рука может стать объектом столь пристального внимания; смущение сковывает ее мышцы; она начинает опасаться, что перед ней какая-нибудь гадалка, и хочет высвободить руку.
– У вас пальцы пианистки, – увлеченно говорит Ева.
Благодаря этим удивительным рукам ей уже не так одиноко.
– Я не умею играть ни на одном музыкальном инструменте… Думаю, что я просто слишком худая, – отвечает Лиза с улыбкой.
– С такими длинными пальцами вы могли бы исполнять произведения Листа, я уверена.
– В таком случае мой нос должен быть настоящим виртуозом!
Учитывая положение, в котором они очутились, эта шутка могла бы показаться мрачноватой, но женщины от души смеются, заражая друг друга этим внезапным приступом веселья и как будто пытаясь смыть с себя эти часы, полные страха и сомнения. Ева поднимает глаза на свою новую знакомую. Ей кажется, что она может увидеть, как кровь течет по венам Лизы, настолько прозрачная у нее кожа. Ни в этих голубых глазах под темной шевелюрой, контрастирующей с ее светлыми волосами, ни в этих губах, таких красных, что, кажется, под ними находится сердце, нет ни капельки злости.
Фидель Кастро, Саддам Хусейн, Рухолле Мусави Хомейни, Слободан Милошевич, Ким Чен Ир, Усама бен Ладен – рядом с именем каждого диктатора можно написать женское имя, и не одно. Саддам Хусейн предпочитал блондинок и всегда получал желаемое. Фидель, у которого было столько любовниц, сколько сигар, сумел пробудить в завербованной ЦРУ Марите Лоренц такое чувство, что она не смогла вылить яд в его бокал… У бен Ладена было столько жен, сколько только позволяет ислам, пока одна из них не потребовала развода…
Книга ярославского писателя Александра Коноплина «Сердце солдата» скромная страница в летописи Отечественной войны. Прозаик показывает добрых, мужественных людей, которые вопреки всем превратностям судьбы, тяжести военных будней отстояли родную землю.
В сборник известного советского писателя Л. С. Ленча (Попова) вошли повести «Черные погоны», «Из рода Караевых», рассказы и очерки разных лет. Повести очень близки по замыслу, манере письма. В них рассказывается о гражданской войне, трудных судьбах людей, попавших в сложный водоворот событий. Рассказы писателя в основном представлены циклами «Последний патрон», «Фронтовые сказки», «Эхо войны».Книга рассчитана на массового читателя.
Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.
Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.