Забытое время - [39]

— Вы пришли!

С галереи над гостиной им тепло улыбалась миниатюрная блондинка. На бедре у нее сидел невероятно пухлый годовалый младенец — а она держала его так, точно он невесомый. Красивая, круглолицая, тонкие нежные черты.

Женщина спустилась с галереи — гости же тем временем неловко застыли у камина. Женщина любезно улыбнулась Джейни и Андерсону, будто они явились на чай, и обоим по очереди подала руку. Волосы у нее на шее удерживала заколка из перегородчатой эмали — и заколка эта, отметила Джейни, идеально подходила к шелковистой канареечной блузке.

— Спасибо, что приехали в такую даль, — сказала женщина. — Я Мелисса.

Затем она повернулась к Ноа, протянула руку и ему. Он серьезно ответил на рукопожатие. Все наблюдали за ними не дыша — недоверчивый муж в дверях, двое психующих взрослых. Ноа застенчиво пошаркал ногами по ковролину, и Джейни в расстройстве разглядела, что на левой кроссовке у него пробивается дырочка у большого пальца. Еще одна материнская неудача.

Мелисса мило улыбнулась Ноа:

— Любишь овсяное печенье с изюмом?

Голос легкий, высокий, как у детсадовской воспитательницы. Ноа кивнул, глядя на нее во все глаза.

— Я так и думала. — Мелисса слегка подбросила младенца, усадила поудобнее. — Скоро испекутся. И я сделала мятный лимонад, если захочешь.

Такая обворожительная — эти блестящие светлые волосы, эта широкая улыбка… как у Ноа. Посторонний человек решил бы, что его мать — Мелисса. Такую мать выберешь по каталогу: хочу эту. Кто ж не захочет вернуться в этот большой дом, к этой миловидной маме, которая печет сладости. Джейни скрестила руки на груди. Кожа на плечах слегка бугристая — дерматологическая проблема, никогда не проходит насовсем. У Ноа та же беда. Захотелось протянуть руку, пощупать знакомую шероховатость его плеча. Он мой, подумала Джейни. Вот вам доказательство.

— Садитесь, будьте любезны, — предложила Мелисса, и все разом сели на изогнутый диван. Мелисса опустила младенца на пол, и все посмотрели, как он на пухлых шатких ногах ковыляет между мебелью. Подавленный Ноа прильнул к Джейни, повесил голову — веки опущены, глаз не разглядишь. Джейни сидела и впитывала его тепло.

Андерсон раскрыл портфель и вынул лист бумаги.

— Я тут записал, что говорил Ноа. Посмотрите, пожалуйста, — может, что-то совпадает…

Джейни мельком глянула на этот список:

Ноа Циммерман:

— необычайное знание рептилий

— умеет вести счет бейсбольного матча

— болеет за «Вашингтон Нэшнлз»

— упоминает человека по имени Поли…

Мелисса взяла лист, прочла, поморгала.

— Должна признаться… когда вы мне написали, я не поверила. Я и сейчас не то чтобы верю. Но здесь столько… сходств… И мы стараемся быть непредвзятыми, правда, Джон? — (Джон смолчал.) — Во всяком случае, я стараюсь. Я много в себе копалась, с тех пор как…

И она осеклась. Джейни машинально покосилась в окно на закрытый бассейн, отвела взгляд. Глаза у Мелиссы затуманились.

— Я рада, что вы приехали, — сказала она. Смахнула слезу и вскочила. — Так. Давайте я все-таки печенье принесу? Пригляди за Чарли, милый, хорошо?

Джон коротко кивнул.

— Прошу прощения, — сказал Андерсон, тоже поднявшись. — А где у вас?..

— Сюда. — Джон кивнул на дверь.

Андерсон опять извинился, вышел в коридор, после чего наступила тишина. Ноа разглядывал свои кроссовки. Джейни наблюдала, как младенец штурмует коварное ущелье между диваном и креслом. Мальчик шагнул, закачался и упал. Заплакал. Подошел Джон, подхватил его на руки.

— Ну ничего, — сказал он, механически подбрасывая дитя. — Ну ничего.

Андерсон миновал полуоткрытую дверь в пастельно-желтую спальню с плюшевыми зверями и колыбелью, затем другую дверь, закрытую, с карандашными буквами «СЮДА НЕЛЬЗЯ» — явно ребенок рисовал. Буквы жизнерадостные, точно на самом деле просто пошутили. Андерсон помялся, огляделся и приотворил дверь.

Здесь жил мальчик. И жил он здесь как будто вчера, а не пять с половиной лет назад. Покрывало, расшитое бейсбольными мячами и битами, аккуратно подогнуто под подушку; бейсбольные и футбольные награды на комоде сияют во всем великолепии фальшивого золота, словно их только что выиграли; в одной корзине бейсбольные перчатки, в другой мячи, а над корзинами висит вымпел «Нэшнлз» и плакат в рамке — змеи всевозможных видов. В углу синий детский рюкзак с монограммой «ТЮМ». Кажется, до сих пор набит учебниками. На полке в углу — несколько книг про Гарри Поттера, а также бейсбольная энциклопедия и три определителя змей.

Андерсон вышел, закрыл за собой дверь и поспешил в уборную.

Там заперся, плеснул водой на щеки и в панике уставился на серое лицо в зеркале.

Это не они.

Подозрение закралось, едва Андерсон вошел в дом, а теперь он совершенно уверился.

Чарли — совсем кроха, слишком мал, родился уже после предыдущего воплощения, Ноа не может его помнить. Томми любил змей, а не ящериц. И Ноа ничего тут, похоже, не узнаёт. Это не та семья.

Андерсон сам виноват, конечно. Мозги-то уже не те. Потерял слово «ящерицы» и вместо него написал «рептилии». Не спросил, сколько лет младшему брату Чарли. Крошечные, важные, нехарактерные ошибки, что завели его не туда — и привели к катастрофе.