Забытое убийство - [105]
Впрочем, диспут вокруг темы предательства, дезертирства и дефетизма не более чем юридическая казуистика.
8.8. Монументы
В 1928 году благодарный дуче Муссолини возвел в честь своего бывшего наставника и шеф-редактора грандиозный мраморный монумент в Больцано – «Il Monumento alla Vittoria di Bolzano»[436]. В нишах девятнадцатиметровой триумфальной арки находятся бюсты трех казненных австрийцами героев[437] – сорокадвухлетнего журналиста Чезаре Баттисти, тридцатипятилетнего адвоката Фабио Фильци и двадцатидвухлетнего инженера-техника Дамиано Кьезы. Все трое были офицерами отрядов «альпини», и все трое – уроженцами Трентино.
Первый камень монумента был заложен императором Виктором Эммануилом III и маршалом Кадорно 12 июля 1926 года, в день и час десятилетней годовщины гибели альпийских стрелков.
Эрнеста Биттанти выступила против использования фигуры своего мужа и других ирредентистов в этой фашистской кампании, и Муссолини вынужден был убрать из названия памятника горделивое упоминание шестого года фашистской эпохи.
В церемонии открытия триумфальной арки семья Баттисти демонстративно участия не принимала. Позднее Ливия Баттисти предлагала переименовать его в «Памятник памяти и предупреждения».
В Инсбруке на горе Изель в день открытия монумента собралась десятитысячная демонстрация протеста.
Монумент, который многие считали безобразным из-за его мертвой, подавляющей формы, расположен почти на границе Италии, и больше всего немецких жителей Больцано возмущали латинские слова на фронтоне: «Здесь, на границе отечества, поставлен знак. За ним начинаются другие язык, право и искусство».
Триумфальную арку национальных мучеников много раз предлагали снести, мотивируя это и ее неэстетичностью, и разжиганием национальной розни.
Местные жители забрасывали ее бутылками с бензином и пытались отбивать от нее камни, поэтому монумент победы почти сразу огородили высоким забором.
На протяжении всего XX века вокруг этого памятника разворачивалась настоящая война с демонстрациями, пикетами, закладкой свечей, вывешиванием мемориальных досок, референдумами, потасовками правых с левыми и немцев с итальянцами, переименованием Площади Победы в Площадь Мира и обратно. Уже в XXI веке памятник был отреставрирован и причислен к национальному наследию Италии, против чего тут же выступил совет округа Больцано.
На все эти баталии молчаливо взирали трое национальных героев, превращенные в мрамор.
Изабелла Федриджотти, рассматривая вековую проблему Южного Тироля на страницах современной «Corriere della Sera», говорила о «бесчисленных причинах, разделивших население»[438], о «взаимных обвинениях в предательстве»: немецких австрийцев Тироля считали нацистами, потому что они уповали на помощь своего соотечественника Гитлера, надеясь, что он договорится с Муссолини о возращении Южного Тироля Австрии. Но Гитлер свою родину не жаловал, и союз с Муссолини был для него важнее.
Федриджотти отметает все политические и военные решения по переделу мира одним простым аргументом – «неустранимая и неизживаемая ностальгия». Это чувство не может исчезнуть со смертью старых, еще австрийских, поколений, потому что передается по наследству. Таковы законы генетики и души: «У наследия есть преимущество: оно четко объясняет трагические последствия этого чувства покинутости и предательства, несправедливости, от которой страдают люди, лояльные по отношению к стране, переданной иностранцам. Эти чувства передаются в качестве военных трофеев, порожденные попытками итальянизации, ужесточившимися в период недавнего фашизма и заставившими жителей Южного Тироля еще больше цепляться за свои традиции во всех областях жизни, чтобы <…> сохранить в неприкосновенности свою культуру и язык. Это была надежда на то, что история может перемотать пленку назад»[439].
Все эти проблемы изначально породил, конечно, не один Баттисти. Их породила сама европейская история, тысячу лет кидавшая Тироль из римских объятий в германские, баварские, австрийские и снова итальянские. Бесконечная круговерть европейской политики и европейского населения, вавилонское столпотворение языков на протяжении столетий сделали тирольскую ситуацию практически неразрешимой. Роковая ошибка Чезаре Баттисти заключалась лишь в том, что он обладал гипертрофированной самонадеянностью и всерьез полагал, что сможет в один момент решить проблему тысячелетия.
8.9. Холодный век
– И все-таки он был Фоголари, – сказал о нем не без сожаления Ойген Габсбург, командовавший австрийскими войсками в той самой, роковой для Баттисти, трентинской операции.
– Что? – переспросил фон Гётцендорф[440]. Он склонился над картой.
– Франц, оторвитесь от карты, – спокойно произнес эрцгерцог. – Это уже никому не нужно. Скоро все будет кончено. Итальянцы еще будут благодарить нас за то, что мы подарили им героя-мученика.
Фон Гётцендорф поднял глаза от карты и удивленно посмотрел на главнокомандующего.
Эрцгерцог Ойген всегда называл тирольского ирредентиста только этим именем. Он хорошо помнил семью старых аристократов – деда Чезаре Баттисти графа де Фоголари-Тольдо, приговоренного к смерти за политическую деятельность, но помилованного правительством, двоюродных братьев и сестер Чезаре, которые были музыкантами и художниками, носили разные фамилии, но всегда каким-то неуловимым образом оставались Фоголари. Проклятые Фоголари. Или про́клятые Богом?
