Забытое имя - [61]

Мы вернулись в номера, я попросила Лура не касаться еды, что приготовила нам добродушная хозяйка, как бы аппетитно та не выглядела. Драконид сперва взбунтовался, но под моим напором, пожал плечами, и мы перекусили вяленым мясом. Старика тоже накормили. Я поделилась с ним творогом, что прихватила из запасов гостиницы в Лесном поселении.

— Что стряслось, Сэлла? Я тебя не понимаю, — заморив червячка, набросился с расспросами Лур.

— Я поняла, какая магия была задействована в Орсаке.

— И что из этого?

— А то, что мы попали в ловушку. Очень хитрую ловушку, которую разглядит только опытный глаз. Заклятье, которому подвергся Орсак более двухсот лет, и оно было запрещено сразу же, как только впервые было использовано.

— И что же это?

— Заклятье Мирного Иссушения, — выплюнула я, морщась, как если бы во рту у меня было что-то омерзительно горькое.

Лур побледнел, и сжал руки в кулаки. Не знаю, слышал ли он о такой магии, или просто ощутил ту зловещую ауру, которую несет она, даже обретя словесную форму, но я решила поведать все, что помню.

— Его использовала Боевая Элита Верховного Совета во вторую войну за Каимпорт. Суть заклятья заключалась в том, чтобы бесперебойно снабжать магов чистой энергией во время боя. Все было рассчитано до последней песчинки, но у Мирного Иссушения все же оказался побочный эффект. Деревня, которая согласилась (а точнее ее заставили согласиться) быть источником сил, — все ее жители обратились в немертвых. Днем, обычные жители зажиточной деревни, где все есть, чтобы те не пожелали, как бы ни было странно, что туда не заезжает ни один торговец, ни один обоз, и из деревни ни одна блоха, ни одной из своих лапок. Но ночью все обретало свой истинный лик, и тогда, если чужак попадался на глаза жителям деревни, то бедолагу высасывали заживо. Но если же гостю удавалось снискать благосклонности у одного из жителей, то они питались от него месяцами, пока тот не превращался в немощного старика, и не умирал своей смертью.

Старик замычал, кивая головой, как если бы я рассказала историю его жизни. Я грустно вздохнула, немного наигранно улыбнулась, надеясь, что эти двое поймут мою тревогу и смятение.

— Ты последний приезжий торговец? — спросила я стрика.

— Уг-у, — закивал старик, ковыряя в горшочке с творогом.

— Мать Небесная! — воскликнул Лур, — Что же делать?

— Ничего не делать, — вздохнула, потирая кончик носа — Пока ничего не делать. Сперва, нужно понять, кто же виноват, что все жители замка Орсак обратился в немертвых.

— И как нам это выяснить?

— В случае с деревней, виноват был деревенский старейшина, продавший всех своих родичей за беззаботную и богатую жизнь. Получил он все сполна, вот только был и сам заперт в этой ловушке.

— Сердце зла? — предположил Лур.

— Немного пафосное название, но так и есть, — кивнула я, — Хотелось бы мне понять, чье сердце в Орсаке стало источником всех бед. Но для этого нужно попасть на прием к королю.

— Это трудно?

— Я поговорила с Мадлен, она объяснила, что в таком виде, что у меня сейчас, туда не сунешься. Придется идти к швее.

— Зачем? Ты же можешь наколдовать?

— Глупый. Как я могу пользоваться магией в месте, где даже стены высасывают из тебя Силу. Любой порыв магии и заклятье иссушит меня, как палящее солнце Хармида.

— То есть? — не понял Лур.

— Это заклятье было изобретено гением, но использовано жаждущими безграничной власти людьми. Это они уже предусмотрели все, включая попытку устранения Мирного Иссушения изнутри. Срыв грандиозных планов из-за какого-то колдуна, ведьмы или мага? Они не могли этого допустить, и усилили заклятье, извратив его так, что любая магия, использованная в источнике, станет маяком. То есть жертва сама выдаст себя с головой.

— То есть ты не можешь использовать магию, — наконец, дошло до него.

— Да. И это только одна из причин, — нахмурилась я.

Драконид погрустнел, у него все еще урчало в животе, а тут еще такие безрадостные новости. Для здорового мужчины, его комплекции, вяленого мяса было не достаточно. Но ему придется потерпеть.

— Так, я иду к швее, — выходя из номера, обратилась к мужчинам, — а вы сидите здесь и не никуда не выходите.

Оба кивнули. А что еще им оставалось, как ни ждать моего возвращения?!

Когда-то двухэтажное сооружение с вывеской: Пошив Платья, стоял в самом неприметном уголочке, между стеной и сапожной лавкой, которую я узнала по покореженному ржавому сапогу, прибитому над входной дверью. Домик швеи напоминал маленький грибок со шляпкой, такими округлыми и гладкими были его стены и крыша. Вымытая ливнями штукатурка, хлопьями валялась по периметру, глиняные стены покрылись трещинами, как лицо старика морщинами, пустые прорези круглых окон тоскливо смотрели на голую стену соседнего дома. Из проема двери, где все еще скрипели две одинокие доски, на меня смотрело слабое подобие на человека. Маленького роста, скрюченное и морщинистое, с отекшими веками, прикрывающими полупустые глазницы, острым, хищным носом, ртом по-жабьи широким, скошенным в бок, а за узкими ниточками губ, ряд острых как иглы зубов.

Я увидела, как затрепетали ноздри, принюхиваясь к сырому осеннему воздуху, как высохшие глазные яблоки покрутились в глазнице, а костлявые руки потянулись в мою сторону. Но для немертвой я существовала только как источник сил, она не могла видеть меня, как видела ее я.