Забытая слава - [19]

Она подала руку каждому своему гостю и павой уплыла в спальню.

Заговорщики с тревогой и волнением отсчитывали часы уходящего дня. Делать им, собственно, было нечего. За всех трудился Гринштейн — он говорил то с одним, то с другим гренадером, убеждал, доказывал, обещал — и к одиннадцати часам вечера двадцать четвертого ноября в сопровождении нескольких солдат явился на Смольный двор, к цесаревне.

Все уже были в сборе: братья Разумовские — Алексей и Кирилл, братья Шуваловы — Петр и Александр, Михаил Воронцов, Лесток, — придворные Елизаветы, принц Гессен-Гомбургский с женою, и родные — Василий Салтыков, Скавронские, Ефимовские, Гендриковы — все, кто был близок к Елизавете.

Гринштейн доложил Воронцову, что люди его ждут в казарме.

Воронцов подошел к двери спальни, у которой сидел Чулков.

— Попроси, — торжественно сказал он, оглядывая собравшихся.

Елизавета вышла в шубке, накинутой на плечи.

— Не простудись, матушка, — озабоченно прошептал Чулков.

— Кровь Петрова не мерзнет, — ответила Елизавета, значительно глянув на Воронцова. — Готовы, господа? С богом!

Уступая друг другу дорогу в дверях, заговорщики вышли на крыльцо. Несколько парных саней стояло в глубине двора.

— Подавай! — крикнул Чулков.

В первые сани сели Елизавета, Лесток, на запятках встали Воронцов и Шуваловы. В двух санях поместились Алексей Разумовский, Салтыков и Гринштейн. Следом двинулись остальные. Поехали недалеко — к избам преображенцев.

Караульный солдат перед съезжей избой Преображенского полка забил в барабан тревогу. Лесток выскочил из саней и проткнул кожу барабана. Тринадцать гренадер, прибывших с Елизаветой, разбежались по домам, чтобы поднять товарищей. Гринштейн отдавал им команды. Офицеров в расположении полка не было — они все ночевали в городе, а дежурный командир, шотландец Гревс, не владевший русским языком, был арестован гренадерами прежде, чем успел понять, почему в полку тревога. Елизавета испуганно глядела на толпы солдат, окруживших сани.

— Не медлите, зажигайте их сердца, — негромко сказал Воронцов.

— Что мне делать? — покорно спросила она.

— Скажите им, кто вы и чего ждете от них.

Елизавета встала в санях и сбросила шубку. Стальная кираса, надетая поверх платья, тускло заблестела.

— Ребята, — закричала Елизавета, отчаянно напрягаясь, — знаете ли вы, кто я?

— Знаем, матушка, знаем! — нестройно ответили солдаты.

— Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы пойти со мной, меня защитить?

— Готовы, матушка! — закричали гвардейцы. — Мы их всех перебьем!

— Бить не надо, я не хочу крови. Целуйте крест!

Елизавета вытянула из-под кирасы большой нательный крест на длинной, из мелких звеньев цепочке и приложилась к нему.

— Клянусь, что умру за вас, и в том святой крест целую. Клянитесь и вы!

— Клянемся! — отвечали солдаты.

Многие, расстегивая вороты, вытаскивали нательные кресты. Волнение нарастало, и Елизавета ощутила свою власть над толпой.

— Так пойдемте ж за мной, — призвала она, — и сделаем наше отечество счастливым, как при батюшке было, а я вас, ребята, не оставлю. Идем ко дворцу!

Сани цесаревны двинулись к Невскому. Преображенские гренадеры бежали рядом. За ними двигались солдаты других рот, человек с триста.

Совсем недавно фельдмаршал Миних, свергавший Бирона, показал, как нужно поступать в подобных случаях, и опыт его пригодился сторонникам Елизаветы. Поезд цесаревны направлялся к Зимнему дворцу. По пути Лесток с помощью Гринштейна разослал отряды арестовать членов правительства Анны Леопольдовны, и прежде всего — фельдмаршала Миниха.

Где с шумом, где без крика, гренадеры входили в дома Миниха, Остермана, барона Менгдена, Левенвольде, стаскивали с постелей хозяев, накидывали шубы и отправляли под караулом на Смольный двор.

Остерман стал было грозить гренадерам, обругал Елизавету — его избили. Миниху тоже досталось от гвардейских кулаков. Президент Менгден с женой пострадали при аресте — они сопротивлялись гвардейцам и отчаянно ругались по-немецки.

Фельдмаршал Ласси поступил дипломатичнее.

Гренадеры ворвались в дом, разбудили старика, спрашивали:

— За какое правительство ты стоишь?

Ласси ответил осторожно:

— За то правительство, которое находится у власти.

— Тогда одевайся и беги во дворец, к матушке царице Елизавете Петровне!

— Я рад служить крови Петра Великого. Благодарю за извещение, — сказал Ласси и отправился поздравлять новую императрицу.

Зимний дворец не ждал ночных гостей. Гренадеры ввели Елизавету в караульное помещение. Солдаты с восторгом встретили цесаревну.

Анна Леопольдовна и принц Антон-Ульрих спали в своей опочивальне. Гренадер Ивинский подскочил к постели и потащил одеяло.

Елизавета мягко сказала:

— Сестрица, пора вставать!

— Как? Это вы, сударыня, так рано? — стряхивая сон, спросила Анна Леопольдовна. — Но кто с вами?

Она увидела гренадер, сразу поняла все и горько заплакала…

Елизавете принесли маленького императора Иоанна Антоновича, ему шел шестнадцатый месяц. Она взяла его на руки, целуя, приговаривала:

— Бедненький! Ты вовсе невинен, твои родители во всем виноваты…

Свергнутого царя понесли в кордегардию. Следом вели Анну Леопольдовну и принца Антона. Гренадеры разбежались по дворцу, открывали все двери, заглядывали под столы и кровати, — ими овладело любопытство, ничего особенного не искали.