Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов - [24]

— Назовете?

— Это бывший министр иностранных дел Козырев, Лобов, Шахрай, Егоров…

— О, я ждал, назовете вы Егорова или нет… Его роль наиболее зловеща… Вы знаете, где он снова всплыл?

— Где?

— В Центробанке, замом управляющего…

— Ну, понятно… Егоров — это военный преступник, который должен нести ответственность без срока давности…

— А Грачев?

— Грачев… Я могу только сказать мнение Джохара по поводу Грачева…

— И какое?

— Джохар всегда считал, что Грачева заставили… Но по мне — Грачев преступник, который должен нести ответственность… Ну, кто еще… Куликов, который сделал свою карьеру на чеченской крови… Коржаков… Мы неоднократно пытались выходить на Коржакова, когда еще была полностью заблокирована связь с Ельциным… Просили соединить, пытались договориться…

— Вы сами с ним говорили?

— Да, один раз… Но я представился как помощник Джохара, не называя своей фамилии… Я обратился к Коржакову с просьбой организовать телефонный разговор Ельцина с Джохаром — безрезультатно…

— Мовлади, скажите, прав я или нет… Как только бюджетные деньги уходили на восстановление разрушенного, тут же начиналась очередная бомбежка. И — концы в воду…

— Ну, это законы войны… Где война, там и огромные деньги. Не надо думать, что где-то кто-то все специально рассчитал. Просто по ходу войны те, кто имел рычаги влияния и возможность зарабатывать, извлекали из этого максимальную выгоду. Если на восстановление вокзала в Гудермесе было потрачено очень много денег, то эти деньги они и списали под бомбежку… Процессы были неконтролируемы… Война, и в этом я убедился на собственном опыте, порождает совершенно новые законы, которых нет в мирное время…

И, конечно, я не мог не спросить о том, откуда же боевики брали оружие?

— Продавали все — от генералов до рядовых.

Оружия из-за рубежа поступало очень мало, да и зачем?

Вот что рассказал мне бывший полевой командир К.:

— Практически мы не имели непосредственно дела с вашими старшими офицерами и генералами. На это были посредники. Так, однажды мне сообщают, что один полковник хочет продать машину с установкой «град» и с КамАЗом боеприпасов за пять тысяч долларов.

— Что-то дешево…

— Я тоже удивился, но оказалось, что пять тысяч за информацию, когда, во сколько и по какой дороге пойдет колонна: «град», КамАЗ и два бэтээра с охраной…

— Ну и что?

— Передали деньги… Одному бэтээру все-таки удалось уйти…

Сколько, интересно, человеческих жизней на совести того подонка в мундире?

Снятся ли ему по ночам загубленные им души?

Грязно война началась, грязно шла, да и следы после нее — один другого грязнее.

Но все-таки, все-таки…

Ты нас досыта кормила сказками,

Не сыны тебе ближе, а пасынки.

Из огня идем в полымя.

Толъко не предавай меня,

Родина,

Не предавай меня.

…Я стою и жду, чем же закончатся переговоры между Лече Идиговым и Саидом. Отдаст? Не отдаст? Всех? Одного?

Руслан, водитель, вслух зачитывает кроссворд из газеты «Исламский порядок»:

«Его преподали чеченские воины русским генералам» — слово из четырех букв.

«Так «оппозиционная интеллигенция» с презрением называла своих соотечественников, поддерживающих Джохара Дудаева» — из пяти букв.

«То, что пережил почти каждый населенный пункт в Ичкерии» — из семи букв.

Семь букв? Бомбежка? Террор? Геноцид?

Что мы все пережили за это время?

…Все. Саид решил отдать одного — Лешу Анисимова.

Остальных — при предоставлении гарантий, которые мы ему обещали: снятие с розыска.

Он готов был отдать и так, под наше честное слово.

Он не верит, что наше слово может быть честным…

Наутро мы улетаем. Мы говорим всем спасибо. Мы обнимаемся. Мы говорим, что увидимся на следующей неделе.

Алексей Анисимов был в плену полтора года.

За ним никто не приехал: его отец и его мать — инвалиды второй группы. Саид подарил ему на прощание джинсовую куртку.

В Пскове Алексей узнал, что против него возбуждено уголовное дело. За дезертирство. Полтора года тому назад. По письму военного прокурора Северо-Кавказского округа.

— Они сошли с ума! — позвонил мне в пятницу Ю. А. Шматов.

Слава богу, подумал я, что вывез его из плена один из руководителей области.

Самое страшное и самое загадочное для меня на этой войне — дети.

Я ночую в Слепцовске у Лече Идигова.

Его дом был в селе Орехово. Дома больше нет. Как и села, каким оно было раньше.

Он из горящего села выходил с женой и двумя детьми.

Десятилетняя Рита боится самолетов и, после того что случилось там, очень мало разговаривает.

Она смотрит на человека, не отрывая глаз. Тебе трудно не ответить на этот взгляд. Она всегда улыбается.

Утром она берет мою сумку и несет ее до машины.

— Что ты, не надо, — шепчу я ей.

Она отрицательно машет головой.

Прости меня, девочка…

Как я уже написал вначале — ничего не хочу менять: от строчки и запятой — до своих личностных оценок событий 1997 года.

Но объяснить мне надо очень многое.

По порядку. Первое. Что это была за командировка?

В январе 97-го года молодой офицер внутренних войск показал мне карту Чечни с отмеченными на ней селениями, где находились пленные офицеры и солдаты. Примерно было указано, сколько осталось там ребят, «забытых» нашими генералами. Выходило несколько тысяч человек. Целый полк, оставленный на произвол судьбы.