Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов - [15]

И таких примеров — множество. Посылали из других частей. Чтобы скрыть потери, тасовали пацанов, как колоду по разным частям. Меняли записи в военных билетах. Обманом отправляли в Чечню (как однажды рассказал Сергей Смирнов, корреспондент «Новой газеты», о «батальоне сирот», который специально готовили для Чечни, в уверенности, что их никто не хватится — некому).

Тогда, в январе 95-го, я еще не знал всю меру этой подлости…

… — Надо попробовать улететь с «Северного». Что-нибудь оттуда должно идти, — предложил Юрий Зайцев.

Меня провожали. Точно так же, как сами провожаем гостей в Москве — из центра в Шереметьеве.

Только ехали на бэтээре.

Я сидел сначала на броне, чтобы еще раз окинуть взглядом окрестности.

«Дороги становятся час от часа безопаснее, многочисленные конвои — излишними… Вокруг нас ехали 60 казаков, за нами тащилась заряженная пушка с зажженным фитилем…»

Разбитая дорога, хлопки выстрелов, канонада за Сунджей, труп у дороги, еще один, еще… Навстречу, на такой же огромной скорости, как мы, промчался бэтээр, на котором развевался красный советский флаг и откуда несся на всю мощь какой-то шлягер… Не то «На-На», не то Люба Успенская… Черт их разберет…

Генералы — они тоже разные:

Кто в окопах с бойцами — красивые,

В кабинетах — те безобразные.

Потом спустился вниз, под броню. Помню двух собровцев, припавших к пулеметам у амбразур. Какой-то перелесок с перерубленными снарядами деревцами…

Потом «Северный». Один блок охраны, второй, третий… Спросили у генерала, одетого в новенький камуфляж, есть ли что-нибудь на Моздок? Он, как мне показалось, брезгливо покосился на грязный камуфляж Юры да и на мои черные от грязи джинсы и бросил: «Узнайте там… Там генерал» — и важно кивнул по напоавлению аэповокзала.

Помню какой-то плакат на выщербленной от пуль стене аэровокзала: не то «Миру — мир», не то что-то про нерушимую дружбу народов.

Оказалось, что должен лететь зам командующего ВВ Анатолий Шкирко, с кем мы полночи просидели на базе в Моздоке.

Потом — полет. Тоже пулеметчик в хвосте Ана. Потом — Моздок. Долгое ожидание — будет борт на Чкаловск или не будет. Полет — вместе с «грузом 200» и ранеными. Знакомство с Сан Санычем, о котором я расскажу отдельно. Чкаловск, редакция, ребята ждали с бутылкой водки. Ночью писал статью и отмачивал от грязи джинсы.

Спустя несколько дней в редакционной бухгалтерии меня спросили, есть ли у меня квитанция за гостиницу. Я посмотрел на эту тетку как на сумасшедшую.

Так закончилась первая чеченская командировка.

Блокнот второй год 1996-й

Как вас теперь называть,

Тех, кто остался в плену.

Память нельзя оборвать,

Совесть нельзя обмануть.

Вас победить не смогли,

Проще предать и продать.

Три матери трех сыновей этой чудовищной войны. Я могу вам сообщить, что ваши дети, которых посчитали исчезнувшими, живы. Полевой командир дудаевских войск просил передать, что они находятся в плену и их можно найти в Новогрозненском, связавшись с Умаром Сайдиевым, начальником особого отдела Северо-Восточного фронта. Их имена: Алексей Ватерков (из Карелии), Алексей Прокофьев (из Ленинградской области) и Эдуард Притчин (из Кургана). Простите меня, матери других жертв этой войны, что я не смог привезти вести о ваших пленных детях.

Воскресенье. Мы едем на переговоры с Асланом Масхадовым. Не знаю, на что надеемся, но человек не может жить без надежды. Точно так же, как и человечество.

День назад мы пересекли границу между Дагестаном и Чечней. Полевой командир в селе Герзель говорит нам:

— Скажите, зачем бомбят наши села? Пусть бомбят боевиков, но при чем здесь мирные жители? — И добавляет: — Сообщите Ельцину, не надо давать миллиард долларов на восстановление Чечни. Пусть лучше отдаст эти деньги на зарплату шахтерам, а нас оставит в покое.

Потом появляется мальчишка с тремя «шмелями» — смертоносным оружием для российской техники. Он улыбается:

— Три танка из колонны подобьешь, а остальные тут же останавливаются и солдаты разбегаются.

Он улыбается, а мне страшно. Нет, не потому, что он сейчас увидит во мне врага и, приняв за танк или БТР, пульнет этим «шмелем». Просто уж таким вырос этот мальчишка. А сделали его таким мы с вами. Мы. Все мы вместе.

Сейчас, когда мы едем на переговоры о судьбе пленных — нет, не только новосибирских омоновцев, а всех ставших «кавказскими пленниками» три месяца, полгода, год тому назад и забытых бесчувственным Павлом Грачевым (в списке, который мне передали ребята из «Мемориала», их насчитается сто двадцать девять), — да, вот сейчас я вспоминаю эту картинку и улыбчивого пацана со «шмелем».

Я был здесь год назад, в начале этой идиотской войны. Тогда брали Грозный и подняли над бывшим зданием обкома партии российский флаг. Тогда хотя бы было понятно, где проходит линия фронта — того фронта, который мы сами провели на территории России. Сегодня уже совсем ничего непонятно. Едешь километр — федеральный блокпост. Еще километр — блокпост дудаевских боевиков. Посмотришь направо из окна машины — поле, грязь, землянки, танки, бэтээры, пацаны в солдатской форме, уныло глядящие нам вслед. Въезжаешь в село — такие же ребята с автоматами. Но уже не те, другие. Противники тех, кто сидит в грязи. Наш провожатый подсаживает в машину человека в камуфляже. Протягивает руку: «Я зам командира полка по хозяйственной части». И тут же поправляется: «Ополченческого полка». То есть не нашего. Вражеского. Того, с кем воюют измученные бессмысленностью этой войны федеральные войска.