Забыть Палермо - [100]

* * *

Начало вражды положил букет, занесенный в гостиницу.

— Письма или карточки не было приложено? — спросил Кармине.

— Ничего не было.

— Кто же их принес? — вскричал Кармине. — Не сами же пришли?

— Не помню, мосье, — флегматично ответил портье. — Может быть, поручили посыльному.

— Посыльный! — взорвался Кармине. — Кто это станет слать с посыльным такие цветы?

— Может, и так, — спокойно сказал портье.

Вид у него был невозмутимый, и он занялся раскладыванием каких-то бумаг.

Бэбс держала букет с такой осторожностью, как будто в руках у нее была граната с вынутой чекой.

— Посмотри-ка, — сказал Кармине, — может, там есть что-нибудь?

Она отвернула край несвежей обертки и увидела белые венчики жасмина, уложенные зонтиком. Манера Джиджино. Она заменяла ему подпись.

— Может быть, это не он принес, — сказала Бэбс, пожав плечами.

— А кто же, по-твоему?

— Кто-нибудь из твоих родственников.

Эта ложь никого не могла обмануть.

Когда Кармине сказал, что у него есть двоюродные братья где-то в Монделло и надо бы их навестить, Бэбс вообразила себе веселую пирушку на солнце, песок, прозрачную воду, буек вдали, дальше которого плыть нельзя. Бэбс повеселела. Надела полотняное платье, распустила волосы и с кокетливой миной заговорила о купании. Но Кармине будто, не слушал. А Бэбс спрашивала: «Монделло на берегу моря, да?» Кармине засмеялся и ответил, что сицилийцы ходят к морю, чтоб после прогулки есть хотелось.

Родные Кармине проводили свое воскресенье в домике, построенном в районе лагуны Монделло, на самом мысу, казалось, дремлющем в воде. Они прошли мимо вереницы маленьких, похожих друг на друга домиков с дощатыми верандами в тени тамарисков. Домик семьи Бонавиа находился рядом с оливковой рощицей, а его терраса на сваях, выступавшая над морскими волнами, была полна мужчин. Они сидели в каскетках и без пиджаков и молча играли в карты, когда приехали Кармине и Бэбс. Оливковая рощица принадлежала женщинам. Они хлопотали, бегая то к столу, поставленному в тени деревьев, то к распряженной повозке, из которой извлекали корзины со съестным. Пожилые были в черном, более молодые следовали современной моде, носили яркие платья либо узко обтягивающие фигуру брюки. Солнце было общим врагом всех присутствующих. От дерева к дереву растягивались покрывала, чтобы на семейный стол легла тень, а игрокам в карты предназначался старый брезент над террасой.

Когда появился Кармине, поднялся крик, плач, женщины засыпали его вопросами об Альфио, Калоджеро, Агате. Один из игроков поднялся и приказал им вести себя тише. Это был мужчина солидных размеров и с таким громким голосом, что смог одолеть этот шум. Он всех перезнакомил, затем рассказал о рыбе, которую накануне наловил, вот она жарится. Здесь они бывают каждое воскресенье с тех пор, как поселились в Палермо. Вот его сыновья, невестки, племянницы, племянники…

— Нет никаких причин хныкать, — заявил он. Затем представился сам: — Я ваш дядя Анастасио. Это Венерина, моя жена. Оба мы родились в Соланто.

О купании в море никто не упоминал.

Игроки забрали Кармине. Женщины увели Бэбс. Они окружили малыша, вопящего что есть сил. В паузах между воплями ему успевали засунуть в рот то соску, то виноградинку, но ни уговоры, ни льстивые ласки и прочие хитрости, которые Бэбс показались отвратительными (женщины щекотали младенцу признак его пола, приговаривая: «Гррр… гр… гр…», как будто бы это была канарейка, которую уговаривают петь), — ничто но помогало. Малыш ревел, сдвинув брови, отставив челюсть, проявляя в этом крике отчаяние нации, столь рано проснувшееся в нем. Бэбс приблизила к широко раскрытому рту малыша свою красивую руку с лакированными ногтями. Ребенок тут же выплюнул виноград и взялся жадно сосать букет пунцовых ногтей, блестевших сильнее, чем леденцы. Его рыдания затихли. Он задремал. Выдумка Бэбс имела большой успех. Ей были очень благодарны и доверили ребенка. Она сидела с этой ношей в руках и слушала доносившиеся издали разговоры, шум тарелок, ножей и вилок. Там накрывали стол, а издалека, с пляжа, доносились звуки граммофона.

Тяжкий день. Солнце пекло нещадно. Бэбс старалась забыть свои грезы о море, его свежести, о песчаной отмели, о которую разбивались мелкие волны. Ее мутило от отвращения. Воспитанница тетушки Рози привыкла к строжайшей гигиене. Только профессиональные воспитательницы в масках и продезинфицированных халатах имеют право заниматься грудными детьми — в этом Бэбс была убеждена. И вот с изумлением и ужасом она увидела кошмарный беспорядок, царивший у родственников Кармине. Окружающие, однако, относились ко всему абсолютно спокойно. Тут было полно младенцев. Под деревом, в тени повозок, вблизи корзины со съестным. В двух шагах от них дрались ребята постарше. Ужаснувшаяся Бэбс пробовала было остановить двух девочек, кидавших друг другу в лицо пригоршни песка. Они ее не послушали. Собаки тоже никого не интересовали, а они крутились как бешеные вблизи колыбелек. Тут же стояли распряженные лошади, отгонявшие мух со спины взмахами хвоста. Мужской клан и вовсе ничто не волновало — ни шум, ни споры, ни крики.