Забыть нельзя помнить - [4]

Я не смотрю на начальницу, но отчетливо чувствую на себе ее сверлящий взгляд:

– Полагаю, вы не собираетесь со мной откровенничать? Что ж, в таком случае и мне нет дела до тех событий, которые, судя по всему, произошли много лет назад. Да и, как я понимаю, виновники сами себе подписали приговор и привели его в исполнение, так что не будем тревожить ничьи останки. Вы можете идти. Как только все будет готово, перед вами откроются все наши затворы. Вряд ли мы уже свидимся. Удачи вам, Кира. Берегите себя и заново учитесь разговаривать, подобная прихоть едва не стоила вам жизни свободного человека. Можете идти.

Я протягиваю начальнице отцовское письмо.

– Мне это не нужно, у меня имеется копия. Возможно, эти строки когда-нибудь помогут вам простить и отпустить.

На лице женщины некое подобие улыбки, думаю, она решила поиграть в благородство, которым в этом поступке и не пахло. Хранить у себя письмо, которое изо дня в день будет напоминать мне о том, какими монстрами были мои родители, не самый лучший совет, но я все же прячу его в карман. Просто чтоб однажды разорвать в клочья и развеять по ветру, или сжечь, или съесть, но точно не для того, чтобы простить.

Без лишней волокиты уже через день я официально была признана невиновной и под недоумевающие взгляды «сторожевых» выпущена на свободу. Начальница оказалась права – государство в самом деле не горит желанием кормить лишний рот, но знать о том, что не таким уж «лишним» был мой рот, она никак не могла, а я не собиралась ей об этом сообщать.

Кира Медведь Ноябрь 1998

Вот она – свобода. Хотя кому она нужна? Середина прекрасного ноября, на удивление теплого. Я покидаю границы обнесенного стеной из серого камня тюремного двора по присыпанной робким снегом дорожке, а в душе нет и капли радости, лишь полная растерянность. Что дальше? В каком направлении двигаться? Как жить и жить ли вообще? Как возвратиться в этот мир, если он тебе не нужен? Да и нужна ли ему я, тоже вопрос.

Вдыхая полной грудью свежий прохладный воздух, единственное, чего мне не доставало за решеткой, двигаюсь в безразлично выбранном направлении вправо. Шаг, два, три, четыре… – привычно считаю собственные шаги, два года способны внести в жизнь новые привычки.

Воздух… Каким же он может быть сладким и живым, это понять способен лишь человек, который провел в заточении не один месяц, не один год. Растопыриваю ноздри так же широко, как ищейка, напавшая на след дичи, и дышу, дышу, дышу…

Дождя нет, как и снега, но лица, запрокинутого к небесам, касаются остатки утреннего тумана. Кутаюсь в захудалое пальтишко болотного цвета, в котором два года назад прибыла на территорию женской колонии «Касатка», и бреду дальше. Куда? Да все равно, просто переставляю ноги, и все.

Редкие пешеходы заставляют насторожиться, я отвыкла от людей, и мне тяжело сдерживать себя, чтоб откровенно не шарахаться в сторону. Куда торопятся эти унылые и скукоженные серые тени, я могу только догадываться – свидание с дочерью, подругой, матерью или, быть может, просто на рабочую смену? Место, из которого меня освободили, находится за чертой города, и причин для путешествия в эту сторону у обывателей просто не может быть.

Покрепче прижав к сердцу свои скромные пожитки, уместившиеся в старенький рюкзак студенческих лет, уверенно иду дальше, жаль, не знаю куда.

Тюремная стена, мой ориентир, моя крепость, быстро заканчивается. Но в дымке ноябрьского утра меня одиноко ожидает автобусная остановка.

Дорога всего двух полос, по обе ее стороны обнаженные поля, а за ними лес, а за лесом… Кто знает, что скрывается за верхушками деревьев. И важно ли это? Наверное, с деревьями можно сравнить жизнь каждого из нас. Мы для незнакомых людей, по сути, лишь верхушки деревьев. Шрамы, царапины, увечья, степень огрубелости коры и, самое главное, – корни, вот что первостепенно, но на что никто не обращает внимания. Все всегда видят только «верхушки», и мало кого волнуют рубцы, а уж тем более – корни. Но это совсем другая история.

Скамейка холодная и сырая, но выбора у меня все равно нет. Дожидаться неизвестно сколько минут или часов автобуса в роли вкопанного в землю столба – не хочется. Хочется забиться в угол и ждать транспорт в направлении «никуда» невидимкой.

Зябко.

Платков и шапок не имею. Покрываю рыжий ежик волос майкой, одной из имевшихся в рюкзаке, прямо как в старые добрые времена. Сильнее прижимаю к себе имущество и смиренно жду.

Откуда ни возьмись, в небе начинает светить, а главное, греть солнце. Утренняя серость и сырость понемногу рассеиваются. Голые поля кое-где вдруг начинают переливаться волшебными искрами, видно, в тех местах, где уже успел собраться первый снег либо не успел растаять иней. Верхушки деревьев вдруг превращаются в разноцветную палитру, смешивая красные, желтые, коричневые, зеленые и бурые остатки листьев. Только теперь я поднимаю глаза и замечаю, что небо все такое же голубое, как и два года назад, до того как, казалось, навсегда стало свинцовым. Пожалуй, в этом мире ничто, кроме меня, не изменилось.

Опьяненная безлимитным свежим воздухом и утомленная двумя последними бессонными ночами, невольно прикрываю глаза и то ли во сне, то ли в полубреду переношусь в прошлое. В очень далекое прошлое.