Забыть и вспомнить - [75]

И струей воздушною радушно

Птиц на север, к дому понесло.

Журавлишка маму потерял

И летит вдогон за вертолётом.

(Если б я в кабине был пилотом,

Я б так сильно на мотор не жал.)

Тянется к стихающему грому,

А того не ведает, чудак:

Мамочка курлычет по-другому,

Мама машет крыльями не так.

Вертолёт ушёл, прибавив газу,

И не сразу понял наш глупец:

Птице той на юг лететь, на базу,

А ему - совсем в другой конец.

март 1995.

* * *

БАРОМЕТР В НЕГЕВЕ

Вот барометр - тихое чудо.

До чего же умён он, зануда!

Он замкнул в своём бронзовом круге

Всю погоду и климат округи.

Как дружили мы с ним на Урале!

В нём кружили ветра по спирали,

Ливни жили и зим снегопады,

Он пророчил мне всё перепады,

И я знал, когда жить нараспашку,

Когда вкутаться в скит мой дремучий,

И с какой стороны ждать мне тучи,

И сулит ли мне буря оттяжку.

И не в том, чёрт возьми, было дело

Что умел он взглянуть за пределы,

А что был он для жизни полезной

Безотказный как доктор уездный.

А теперь это просто игрушка.

И стучу по стеклу я напрасно,

Как в ловушку попала вертушка:

Стрелка намертво встала на "ясно".

Что бы ей напророчить прохладу?

А к исходу несносного лета

Осень - тихий пролог к листопаду

И зазимок - морозов примету?

В государстве большого исхода

Круглый год ходит в шортах погода,

Климат загнан в "рено" и в "субары",

И над ними, как нудную коду,

Тянут соло жары изобары...

Будто сказочное заклинанье,

Обрекло этот край на закланье

Небу, крикнувши солнцу - замри!

И заклинило календари.

Ах, не наш ли то символ недужный

Прозябает на стенке наружной

Одинокий, под пылью невьюжной,

Невостребованный и ненужный!..

март 1996

* * *

НА АЦМАУТ - УЛИЦЕ НЕЗАВИСИМОСТИ

Мне нравится, - на несколько минут

Расслабившись, - пройтись по Ацмаут*.

По Независимой. Когда мы так зависим

От настроений, памяти и писем.

... Национальный банк бетонной грыжей

Навис, и тень упала на газон.

На Ацмаут стоит скрипач под крышей,

На дно футляра брошен асимон*.

Банк обожает суету движенья,

И там, где полированностей стык,

Он в зеркалах простые отражения

Дробит до ещё более простых.

Как Сен-Симон, печальный и носатый,

Скрипач столиц в Беэр-Шеве ловит шанс,

И вслед пейсатым льётся Сарасате,

Вдогон кабланам* клонится Сен-Санс.

Какой концерт! Автобусов басы,

Крик зазывал, весёлый вопль - "Пенальти!", -

Всё в лейтмотивы нежному Вивальди,

Всё - в контрапункты звукам Дебюсси...

О, наших смутных чувств простые гаммы!

Чтоб даже вас услышать, нужен слух.

Но в суетливом, говорливом гаме

Мир деловой к фиоритурам глух.

Я утром шёл, я возвращался ночью,

В ногах шуршал дневных страстей азарт -

Листки лото, изорванные в клочья,

И листопад отживших телекарт.

И в свете ламп дневных - ночных кокеток,

Лежал, как беспризорный малолеток,

На дне футляра - тот же асимон.

Лежал, свинцов, как неделимый атом,

Жетон для телефонных автоматов,

Из обращенья вышедший жетон.

Фалафель*, питы, шашлыки и кляры...

Жуёт, снуёт, рыгает Ацмаут...

Закройте, скрипачи, свои футляры, -

В Беэр-Шеве беднякам не подают.

январь-март 1994 - февраль 1995.

ацмаут (ивр.) - независимость

асимон (ивр.) – металлический жетон для телефонов-автоматов старой конструкции. Вытеснен телекартами.

каблан (ивр.) - подрядчик.

фалафель (арабск.) - булка с наполнителем из овощей, солёностей, кусочков мяса, пряностей и пр.

пита (арабск.) - лепёшка.

* * *

Опять, и по новой, и заново

Поставлю пластинку Руслановой

И стану стоять у окна,

Откуда пустыня видна.

Для песни раздольной, и воли,

Здесь хватит и дали, и боли,

Пустыня - подарок пространства

Для поиска смысла и странствий.

Как карта игральная, глянцев

Закат. Дик простора оскал...

" Окрасился месяц багрянцем»,

И ветры бушуют у скал...

Пустыня заманит, заморит,

Пожертвует слабых пескам...

" Ты правишь в открытое море,

Где с бурей не справиться нам ".

Я утром - в плену у пластинки,

Ночами - у радиоволн,

Где мой мирозданьем песчинки

Блуждает беспарусный чёлн.

Прильну к уплывающей речи,

Как некогда к тёплым плечам.

По-прежнему, глуп и доверчив,

Я всё ещё верю речам.

Там голос волнующий кроткий

Сулит всё хорошее мне

На средней волне, на короткой

Волне, и на длинной волне.

Зачем этим волнам в угоду

Я верю, не знаю и сам:

"В такую шальную погоду

Нельзя доверяться волнам".

16.11.94.

* * *

Дует ветер, ему б надувать паруса,

Жаркий ветер, - ему обогреть бы озябших,

Но слезами пустынь только утром роса

Эту знойность оплачет -

влагой для ящериц.

Где-то сосны стоят на снегу

И лелеют лиловую старость.

Жизнь осталась на том берегу.

А на этом - дожитки остались.

лето, 1995.

* * *

Повязали

мужика,

повязали.

Заложили

мужика,

заложили.

Как вели его тогда

на вокзале...

Не в столыпинский

вагон

заводили.

Нет,

не пёхом

пёр мужик,

не в этапе,

не просёлок

тряс его

в колымаге, -

довозили до купе

на пикапе,

и не ждал его

шмонать

Колым-лагерь.

Пообочь его

не шли

конвоиры,

и овчарки разъярённо

не рвали,

встречно

лыбились

в улыбке

овиры...

Он в продроме

пребывал,

как в нирване.

И вели его

под белые ручки

слева -

сын,

а справа -

павою -

дочка,

впереди - жена,-

еврейские штучки:

без ошейника,

и без

поводочка.

Отзвонили

звонари

на вокзале,

он уехал,

не повёл

даже

бровью...

Повязали мужика,

повязали...

Не канатом -

беззаветной

любовью.

июль, 1995.

* * *

СОН

Бродил в лесу, запоминая вешки,

Искал грибы, - маслята, сыроежки,

И разводил уютные костры,