Забег к концу света - [24]

– Тодд, – сказала она, – мы можем что-нибудь сделать? Определенно, мы не должны умереть вместе со всеми.

Отчим ответил в своей отстраненной, размеренной манере:

– Все будет хорошо, Дейдра. Я считаю, что ситуацию излишне нагнетают.

– А что, если это не так?

– Я все улажу, дорогая, – ответил он, как всегда уверенно. – Позабочусь, чтобы мы были в безопасности.

Мне было интересно, что он имел в виду. Как кто-то может быть уверен, что переживет прохождение Земли через гамма-облако? И скоро я узнала ответ – из приглушенных шепотков, которые стали слышны в школе, и во дворе, и в комнате отдыха, а потом и в телефонных разговорах мамы со своими подругами. Три слова, которые произносили шепотом: «Убежище на Плам-Айленд».

– …слышали про Плам-Айленд?

– …его называют просто Убежище. Это бывший исследовательский центр, где изучали болезни животных, опасные для человека. Там высокий уровень защиты, шлюзы между помещениями, герметические воздушные заслоны для предотвращения распространения биологической угрозы. Считается, что это сможет противостоять гамма-радиации. А расположение на острове гарантирует дополнительную защиту…

– …его оборудовали несколько парней из «Голдман Сакс», которые узнали об этом гамма-дерьме давным-давно, вложив деньги в какие-то биотехнологии. Пять лет назад они выкупили у правительства весь остров и с тех пор обустраивают его под жилье. План состоит в том, чтобы отсидеться там до тех пор, пока гамма-излучение не исчезнет…

– …мой отец заплатил за то, чтобы наша семья отправилась в Убежище, так, на всякий случай…

– …Старли Коллинз сказала, что там может поместиться только шестьдесят человек, и все. Как только они наберут это количество, лавочка прикроется.

– …а какой вступительный взнос?

– …семнадцать миллионов. За одного человека. Наличными. И нужно знать правильных людей, ведь все это не афишируется. Они даже не сказали тем, кто уже оплатил, когда туда нужно будет переехать.

– …это слишком большая сумма, чтобы ставить ее на непонятное космическое событие. Вдруг вся эта шумиха пройдет и ничего не случится? Тогда каждый, кто раскошелится, будет выглядеть как идиот.

– …а если все, кроме них, умрут, что они тогда будут делать? Жить в опустевшем мире?

Естественно, моя мать тоже слышала все эти сплетни, и когда она обнаружила, что хладнокровное и взвешенное решение Тодда заключалось в том, чтобы выкупить для нас четыре места в убежище «Плам-Айланд» – по семнадцать миллионов долларов каждое, то вознаградила его точно так же, как на их первом свидании. А когда отчим также сообщил, что возместил стоимость покупки мест, продав без покрытия некоторые акции (это означало, что, если конец света не наступит, как было предсказано, он заработает около 200 миллионов долларов), мама снова вознаградила его. Да уж, Тодд – гений!

Мнение Рэда по поводу всего происходящего полностью отражало его характер.

– Если это действительно конец всему, – пожал он плечами, – то я ничего не могу изменить, но могу по крайней мере повеселиться напоследок. И когда наступит апокалипсис, смогу сказать, что прожил последние несколько месяцев в свое удовольствие.

Мой брат никогда не был силен в философии, но в этот раз с его логикой было не поспорить. И пока Рэд развлекался, я в конце января полетела в Мемфис повидаться с отцом.

– Ну что, ты ешь сардины? – спросил он, как только я вошла в палату. – Принимаешь добавки с фосфором?

– Да, пап. – Я и правда их принимала.

Честно говоря, у меня мозги в самом деле стали лучше соображать.

– И никакой содовой?

– Ни капли. – Я не стала вдаваться в подробности, но мой организм давно уже так хорошо себя не чувствовал: никакого вздутия от газировки. Апокалиптическая диета моего отца была потрясающей.

– Как поживает твоя мать? – спросил он.

– Она в своем репертуаре.

Отец грустно улыбнулся. Их брак был обречен изначально. Он был блестящим, но оторванным от жизни врачом из высокопоставленного мемфисского семейства, а она – местной королевой красоты, твердо намеренной выйти замуж за богатого и влиятельного человека. Но однажды компания, управляющая семейным капиталом отца, испарилась вместе с этим самым капиталом. И когда внезапно выяснилось, что денег больше нет, мамы тут же и след простыл. Отец – милый, умный, но абсолютно наивный – был совершенно этим раздавлен. Вскоре после этого у него произошел нервный срыв.

Мне нравилось вспоминать о нем как о человеке, которого я знала десятилетним ребенком – который устраивал нам морские путешествия под парусом на острова Мартас-Винъярд и Род-Айленд, а чаще всего – на маяки, которыми он так восхищался.

– Ох уж эти чертовы маяки, – говорила мама.

Она терпеть не могла эти поездки, потому что они портили ей прическу, но отец, наоборот, оживал. Его глаза загорались, когда он смотрел на свои обожаемые маяки. Его любимым был Рейс-Рок, который как сказочный домик приютился на крошечном островке недалеко от Род-Айленда. Изящный маленький домишко выглядел совершенно нелепо и неуместно на скале над грохочущими волнами. Отец называл его идеальным пляжным домиком без соседей.

В конце концов мама вообще перестала ездить в эти путешествия, а папа, Рэд и я, втроем, стали проводить время еще лучше. Благодаря какому-то двоюродному деду, которого я отродясь не видела, папа состоял в Нью-Йоркском яхт-клубе, а потому имел привилегии в его филиале на Род-Айленде.