Забайкальцы. Т.2 - [51]

Торопясь, поминутно вытирая рукавицей потное лицо, Сапожников рассказал, как они белых приняли за своих. Но потом усомнились и успели спрятаться в колке близ дороги. Пропустив беляков, Сапожников, с десятком своих людей, решил напасть на приотставший и плохо охраняемый обоз дружинников, это и вызвало стрельбу.

— Одного из наших ранили в ногу, — сказал он, заканчивая свой рассказ. — Петра Худякова с Быстрой. Но одну подводу пароконную отбили мы таки у дружины. Патронов трехлинейных полнехонька телега и гранат бутылочных шесть ящиков.

— Вот молодцы! — воскликнул Абрам. — Как раз нам это и нужно. Но где же она, подвода-то эта, где?

— Да будет она, вот-вот появится. Приотстали они от меня, как в гору поднимались с грузом-то. Да легче ты, товарищ командир, оторвешь рукав-то! И чего тебе не терпится? Вот они уж на виду, с горы спускаются.

Федоров кинул повеселевший взгляд в ту сторону, откуда появилась подвода, и, перестав тормошить Сапожникова, обернулся к Рязанову:

— Исак Иванович, бери живее человек десять и туда, к подводе, бегом. Патроны и гранаты раздели пополам, одну половину с этим же возчиком к Музгину, остальные сюда. Живо!

Абрам так и загорелся нетерпением, сбросил рукавицы и, нервно потирая руку об руку, выкрикивал с досадой в голосе вслед убегающему Рязанову:

— Скорее, Исак, скорее! Чего ты как стреноженный конь!

А Рязанов вдоль цепи кричал:

— Шишмаревы оба, Сапожников Михайло, Логинов, Берёзин… за мной бегом.

Лишь тогда успокоился Абрам, когда увидел, что Рязанов с десятком партизан добежал до подводы с патронами. Видел, как Исак вскочил на телегу и понукаемый им возница шибкой рысью погнал лошадей под гору ближе к позиции. Конные партизаны, что охраняли подводы, рысили рядом, окружив подводу; от них не отставали и пешие из взвода Рязанова.

Под горой вблизи цепи партизан подводу остановили, принялись спешно сгружать с нее ящики с патронами и гранатами.

ГЛАВА XXII

Посланцы Семенихина, Викулов и Ермилов, отмахав за ночь полсотни верст, к восходу солнца нарвались на разъезд белых, в перестрелке с ними потеряли обоих коней и сами едва спаслись, укрывшись в большом колке.

Когда они, раздобыв себе других коней, добрались до Алтагачана, было уже поздно, и о помощи повстанцам Музгина нечего было и думать.

Бой начался на левом фланге, где залег на сопках Музгин со своим отрядом. В бинокль Федорову было хорошо видно, как семеновские пехотинцы в японских, цвета хаки шинелях старались охватить музгинцев с флангов. Дружными залпами партизаны прижали беляков к земле, но ненадолго, они перебежками продвигались вперед. В поддержку им из села заработали пулеметы.

К этому времени партизаны на участке Федорова уже получили и разделили между собой добытые разъездом Сапожникова боеприпасы, пришлось по тридцать патронов на винтовку и по четыре, а некоторым бойцам и по пяти гранат. Наблюдая за боем, федоровцы попритихли, хорошо понимая, что скоро наступит их черед, и уже видели, как в ближней к ним улице, накапливаясь, выстраивались сотни вражеской конницы.

— Не робей, товарищи, не робей! — подбадривал своих бойцов Абрам, проходя вдоль цепи. — Ничего, что нас мало, дело-то не в количестве, патронов у нас теперь достаточно, гранаты есть, чего еще надо? Отобьемся.

А в это время из поселка вынеслась первая сотня вражьих конников на белых, как лебеди, лошадях.

За селом они, на ходу развертываясь лавой, взяли направление на позиции, занятые партизанами Федорова.

Раскрасневшийся, с горящими от возбуждения глазами, Федоров оторвался от бинокля, подозвал к себе Рязанова:

— Ну, Исак, жаркая будет баня. На рысях идут, гады, значит, силы берегут, в конном строю атаковать будут, не иначе.

Рязанов согласно кивнул головой:

— Должно быть, так. К тому же и сопка-то в эту сторону пологая, а кони-то у них монгольские, дюжие на побежку, холера их забери. Да и люди-то сплошь харчены да баргуты[21], разведчики наши все выведали до капли.

— То-то, я смотрю, все они в халатах. Ну, держись, Исак, надо встретить их как следует.

— Встретим и угостим тварей горячим до слез.

Предположение Абрама сбылось. Вскорости в полуверсте от партизанской цепи, когда стало видно синие, малиновые и пестрые халаты всадников, послышались гиканье, дикий визг, галопом рванулась в гору грозная лавина, над головами их короткими молниями блеснули клинки…

При виде этой стремительной, дико орущей, сверкающей обнаженными шашками рати даже у видавшего всякие виды Федорова тоскливо заныло под ложечкой, сильнее заколотилось сердце. Казалось, еще миг — и злая лавина эта захлестнет партизанскую цепь, а тех, кто уцелеет от вражеских шашек, затопчут конями. Партизаны плотнее прижимались к земле; изготовившись к стрельбе, они уже брали на мушку свирепых всадников, и страстное желание их нажать на спуск удерживал лишь властный командирский голос Федорова:

— Не стрелять. Чем ближе подпустим, тем больше будет у них урон.

А свирепый ураган все ближе и ближе, воедино слились гортанный рев баргутов, хрип задыхающихся коней и грохот копыт. Когда до них оставалось не более полусотни сажен, весь этот шум перекрыл звонкий голос Абрама: