Забайкальцы. Т.2 - [118]

— Да неужели?

— Кабы не знала, как же записку-то нам передала? Я даже видел, как она к вагону нашему подходила, и калачи эти передала, и тебя звала. Не успел я ответить ей, помешала какая-то холера, часовой знак им подал, и все они в момент как растаяли.

Любо было слушать Егору эти рассказы, хотя и не спал он всю минувшую ночь и сильно болели раны на спине. Он проговорил с другом до того времени, когда в вагон к ним принесли еду — по куску хлеба и по кружке горячей воды.

Уснул Егор сразу же после «завтрака». Постепенно и все узники угомонились, притихли. Мимолетная радость их, навеянная событиями минувшей ночи, мало-помалу улетучилась. Все они хорошо понимали, что хотя и появилась надежда на возможность побега, но удастся ли он? Да и все ли доживут до того момента, когда такой случай представится, ведь смерть ожидает их каждый день.

Население вагона было самым разношерстным: активные большевики-рабочие, казаки-фронтовики, красногвардейцы и мирные жители — крестьяне, приискатели, арестованные зачастую по одному лишь подозрению в сочувствии большевикам. К числу таких принадлежал и дед Матвей — плешивый, с окладистой седой бородой добродушный старик.

* * *

Ночью Егор проснулся, заслышав снаружи вагона шум, приглушенный говор, звяк оружия. Он приподнял голову, подвигал плечами — спина хотя и болела, но не так сильно, как днем.

Звякнул замок, лязгнула отодвигаемая на роликах дверь, и тусклый свет ручного фонаря осветил лежащих на полу людей. Все они, просыпаясь, поспешно вскакивали на ноги, схватив лохмотья, служившие им постелью, жались поближе к нарам и стенкам. Жуткая тишина воцарилась в вагоне. Вооруженные японскими винтовками солдаты, входя, брали их наизготовку. Позади вошедших, в дверях и на трапе, виднелось еще не менее десятка солдат. Усатый, с квадратным лицом фельдфебель, держа в левой руке фонарь, а в правой на уровне плеча наган, хрипло выкрикнул:

— Не шевелись. Которых вызовем, выходи на середину, на допрос поведем. Выкликай, Нефедов.

Солдат, стоявший рядом с фельдфебелем, вынул из кармана шинели бумажку, пробежал ее глазами:

— Поздеев Никифор Исаевич.

— Я, — глухо откликнулся стоявший в углу приискатель из казаков Ундинской станицы.

— Выходи.

Поздеев дрожащими руками накинул на себя куртку, надел ее левым рукавом, шарил и никак не попадал в правый, так и вышел. Два конвоира подхватили его под руки, протолкнув мимо расступившихся солдат в дверь, свели вниз по трапу.

— Верхотуров Савелий Иванович, — зачитал солдат.

— Я, — отозвался с нижних нар Верхотуров.

— Выходи.

Поднимаясь на руках, Верхотуров ногами вперед сполз с нар, положил перед собой сапоги и, вынув из них портянки, начал обматывать левую ногу.

— Живо, ты. Ну! — прикрикнул на Верхотурова фельдфебель.

— Сейчас… сейчас… — заторопился Верхотуров, и, когда он надел второй сапог и встал, его также подхватили и поволокли в дверь.

— Прощайте, товарищи! — на ходу крикнул Верхотуров.

— Прощай.

— Прощай, товарищ Верхотуров.

Встретившись глазами с Раздобреевым, Верхотуров кивнул ему: прощай, Кеша.

— Прощай, Савва, помни, — успел сказать ему Раздобреев.

Фельдфебель сердито повел глазами.

— Молчать! — заорал он, вскидывая на Иннокентия наган. — Вот только пикни, сволочь!

Глаза Раздобреева заблестели, судорожно сжались кулаки, но, вовремя спохватившись, он только скрипнул зубами. Дверь захлопнулась, послышались отрывистые выкрики команды, бряцание оружия и постепенно удаляющийся топот ног. Раздобреев осторожно выглянул в люк. Заключенных окружили со всех сторон и погнали мимо вокзала.

В вагоне все разошлись по своим местам, но никто не спал. Напряженную тишину изредка нарушают тяжкие вздохи, шепотом сказанные слова. Молчит и Егор. Он часто слышал, как Раздобреев поучал своих товарищей, что если поведут на расстрел, то не идти пассивно, а кинуться на палачей и погибнуть хотя в неравном, а все-таки в бою. Не зря он крикнул Верхотурову «помни». Егор был уверен, что уведенные на расстрел товарищи последуют советам Раздобреева, — и вот сейчас там, за околицей, они наверняка нападут на своих палачей и попытаются освободиться. Кто знает, может быть, хоть одному, да удастся уйти от смерти.

ГЛАВА XXXII

С того дня, как увели на расстрел Поздеева с Верхотуровым, прошла неделя, в течение которой из вагона не вывели никого даже на допрос. Не было слышно, чтобы по ночам уводили на расстрелы и из других вагонов. Дивились узники наступившей перемене, делились своими предположениями и в большинстве сходились на том, что белогвардейцы начинают бояться мести повстанцев, чьи отряды, вероятно, где-то совсем близко. Никому из заключенных и в голову не могло прийти, что это — затишье перед бурей, что в Чите решается их участь и ходатайство перед атаманом Семеновым американского полковника возымело свое действие. В середине следующей недели в Антоновку, к подполковнику Степанову, прибыл из Читы офицер-курьер с приговором военно-полевого суда. Этот зловещий документ гласил:

«Приговор»

«24 июня 1919 года. Прифронтовой военно-полевой суд в городе Чите в составе: председатель суда полковник Данилин, члены: капитан Вдовенко, сотник Туркин, делопроизводитель поручик Романов.