Забайкальцы. Т.1 - [86]

После того как Григорий всю вину в убийстве принял на себя, Чугуевского из-под ареста освободили, а затем и Егора, так как против них не было никаких улик. Швалова перевели на гауптвахту, в соседнюю с Григорием камеру.

Очутившись на свободе, Егор в первую очередь забрал котелки, помчался на кухню за харчами для арестованных. Повар, как и все казаки, искренне жалел заключенных под стражу сослуживцев. Поэтому и щей им постарался налить пожирнее, положил двойные порции мяса и не пожалел масла в гречневую кашу.

Когда Егор пришел на гауптвахту, Григорий, все время ходивший взад и вперед по камере, теперь лежал на нарах и, как видно, задремал, положив под голову кулак.

В коридоре находились лишь часовой да караульный начальник — урядник Каюков, остальные казаки из караула сидели на лужайке возле гауптвахты вокруг небольшого костра.

Передав еду Степану, Егор вышел к казакам, подогрел на углях щи, и когда вернулся в коридор, Григорий проснулся. Часовой передал Григорию котелки со щами и кашей и записку Чугуевского о том, что этой ночью казаки помогут ему устроить побег.

Прочитав записку, Григорий немного успокоился и впервые в этот день принялся за еду. Наевшись, он опять принялся мерять шагами камеру. Теперь у него из головы не выходила мысль о побеге.

«Эх, удалось бы вырваться отсюда, — думал он, — да через Шилку переправиться благополучно, а там они мне и во след не посмотрят. Я ведь дорогой-то не поеду, а напрямик, по горам. Доберусь до дому — и в тайгу подамся до осени. А к зиме захвачу с собой Катюшу, и махнем с нею за границу, проболтаемся где-нибудь года три-четыре, а там видно будет…»

А в это время в лагере урядник Чугуевский деятельно готовился к тому, чтобы устроить побег Григорию из-под ареста, подбирал надежных помощников. Ночью, когда на западе еще не потухла заря, в зарослях тальника, около речки, собрались заговорщики. Сидели, соблюдая все меры предосторожности, разговаривали вполголоса и даже не курили, хотя кусты надежно прикрывали их от постороннего глаза. Последним, с ломом в руках, пришел Федот Погодаев.

Опираясь на лопату, Чугуевский привстал на одно колено, обвел собравшихся взглядом.

— _ Кажись, все. Давайте, братцы, за дело.

— _ А чего же тянуть-то?

— Конешно, время не ждет.

— Тихо! — Чугуевский предостерегающе поднял руку. — Сейчас начнем. Ты, Федот, бери своих людей, расставляй посты, где наметили. В случае опасности — офицера заметите или еще кого — дайте нам сигнал. Не забыл, Федот?

— Как можно забыть? Ежели опасность — значит, перепелка зачирикает, миновало — кузнечик застрекочет.

— _ То-то. Ну, а мы сейчас же примемся за подкоп, вырыть его в песчаном грунте — пустое дело. Помните, когда закончим все благополучно, в кустах, на повороте речки, турпан простонет раза три. Сбор у старой мельницы, понятно?

— Понятно!

— Нехитрое дело.

— Пошли, братцы.

Семь человек дозорных, во главе с Погодаевым, один по одному исчезли с полянки. Остальные под командой Чугуевского, с лопатами в руках, так же тихо покинули тальники, гуськом потянулись к гауптвахте. Устюгову поручили подменить на конюшне Егора.

В эту ночь Егор сам напросился дневальным на конюшню, для того чтобы беспрепятственно взять с конюшни Григорьева коня. Он не думал о том, что за коня придется ответить, в голове одно: лишь бы выручить Григория, помочь ему сбежать, а там — будь что будет.

Попросив Устюгова посветить, Егор сложил в седельные сумы одежду Григория, харчей на дорогу, оседлал и завьючил Игренька. Светивший ему фонарем приземистый, черноусый Устюгов участливо покачал головой.

— Твое дело, Егор, тоже бежать теперь: влетит тебе за Игренька по самые уши.

Егор недоумевающе посмотрел на Устюгова.

— А как же ииаче-то? Ведь Гришке-то расстрел грозит.

— Знамо, что расстрел. Но я к тому говорю, что, чем с конюшни б рать коня, так лучше бы украсть чужого в станице. А Гришка как доехал на нем, куда надо, отпустил бы его — и всего делов. Конь обратно прибежал бы к хозяину, и никто не пострадал бы.

— Теперь уж об этом поздно разговаривать.

— Дело твое, конешно, я к тому, что рисковый ты, парень, тут ьить дело-то тюрьмой пахнет.

Егор, затянув чересподушечную подпругу, при последних словах Устюгова задумался. Вспомнились мать, Настя, тоскливо защемило сердце. Но это длилось одно лишь мгновение. Тряхнув чубатой головой, словно отгоняя назойливые мысли, Егор решительно взялся за повод.

— Э-э, чего тут рассуждать, за коня не расстреляют. А осудят — так что ж, от судьбы не уйдешь. Ничего-о-о, дальше солнца не угонят. Пошли, Игренько.

К месту сбора — развалинам старой мельницы — Егор прибыл раньше всех. Спрятав коня в колке, он вышел на полянку недалеко от мельницы и притаился возле старой раскидистой черемухи, где прошлой ночью укрывался Григорий.

Полная луна стояла высоко в небе, и Егору отсюда было хорошо видно белеющий вдали лагерь и далеко уходящую тропинку, что пролегла мимо мельницы. Егор не отрываясь всматривался в ту сторону лагеря, где находилась гауптвахта, внимательно прислушивался, но оттуда не доносилось ни единого звука. Тишина, только слышно, как над ухом тоненько пищит комар да в колке журчит по камешкам речка. Позвякивая удилами, конь жует листву тальника.