Забайкальцы. Книга 4. - [77]

11 июня. Продвинулись сегодня верст на 50. Небольшая задержка все же произошла в пути из-за проклятого Водолаза, так прозвали ребята коняшку гнедой масти, это удивительное животное воды боится, как черт ладану! При переходе через речку, даже самую маленькую, обязательно в нее завалится, уже раз пять приходилось вытаскивать всем народом его из воды. Поначалу мы, не зная его повадок, нагрузили на него ящики с патронами и мешок сухарей, стали речку переезжать, маленькую, все кони ее просто перешагивали, а этот, чадо, сначала одну ногу в воду окунул, потом вторую и повалился, сухари в воде оказались. Кое-как выручили, а на следующей речке та же история повторилась, с той поры и прозвали его Водолазом. Вот и сегодня с ним такое же происшествие.

12 июня. Удача, какой мы никак не ожидали: на берегу Витима, куда сегодня прибыли, оказалось жилье, рыбак тут поселился с семьей вдали от людей. Человек он молчаливый, суровый с виду, но лодку нам взять разрешил беспрепятственно, на ней мы и перевезли людей, имущество, а коней плавежом. И тут Водолаз чуть беды не натворил: вместе с конями поплыл Чепизубов. Рыжка своего за хвост ухватил и Водолаза потянул за собой, повод от него на плечо себе накинул. Сначала плыли хорошо, но на середине реки Водолаз начал тонуть и Григория за собой потянул. Хорошо, что чепизубовский Рыжко оказался конем удалым, сильным, выплыл и Григория за собой вытащил вместе с Водолазом. Обозлились мы на эту животину, хотели бросить его в тайге на съедение волкам, но Чепизубов заступился, упросил-таки, оставили в отряде.

16 июня. За два минувших дня трижды вытаскивали из речек Водолаза, надоел, проклятый. А вода в речках холодная, светлая как стекло, даже хариусов видно, жалко, снастей рыболовных нету у нас. За все это время только трех коз убили, а их полно в тайге, каждый день следы их видны, даже изюбровые попадают, а самих изюбров не видели ни разу! Да оно и понятно, едем большой оравой, всякий зверь нас за много верст чует и разбегается.

20 июня. Сегодня форсировали Имурчен. Река большая, броду нет, пришлось делать плоты из сухостойного сосняка, пригодились наши два топора и шашки. Веревок вязать плоты не хватило, вместо них стали таловые прутья свивать, получилось неплохо. Все обошлось благополучно, по на переправу ушел целый день. Тревожит то, что продукты кончаются, а ходу нам, но моим расчетам, не меньше как недели полторы до места назначения.

24 июня. Беда за бедой. Вчера вышли в такую заболоченную низину, что и пешком не перейти — трясина! Чтобы обойти ее, пришлось свернуть с намеченного курса на север, шли весь день и ночевали вблизи болота. Тьма-тмущая гнусу — комаров, одно спасение от них дымокур. Вечером доели последние сухари и остатки вяленого мяса. Всего продуктов осталось пуда полтора крупы. Придется забивать на мясо коней, хорошо еще, что соли-то осталось фунтов пять… На этой почве шумиху большую поднял Срывцев, доказывая, что идем неправильно, что надо повернуть обратно и пробиваться к селам на Шилке.

"А если там белые?" — спросил его Большаков Иван Пудович.

А он в ответ на это: "Ну и что? От белых мы и отбиться можем, а тут верная смерть, с голоду подохнем!"

Но тут на него напустились и Большаков, и Войлошников, и Бурынь, и другие товарищи, никто не поддержал бузотера. Он притих. Хорошо, что народ в отряде у нас надежный, дружный, не боятся трудностей.

26 июня. Болото обошли, но уклонились от курса далеко к северу, снова повернули на восток. Утром варили и жарили на вертелах конину. Первым подвалили на мясо Водолаза, — хватит уж с ним мытариться. Положение скверное, люди мои заскучали, претит им конина, не едали ее. Понимая это, мы с Иваном Войлошниковым и Большаковым еще вчера переговорили на ходу с большевиками отряда, условились, что и в этом деле мы должны быть примером, так и поступили: первыми принялись за конину. К тому же и запах от жареного мяса вкусный, это помогло! Глядя на нас, и другие хоть и нехотя, морщась, но все-таки конинки отведали, скандалу не получилось. Ничего, голод не тетка, привыкнут!

28 июня. Давно перевалили Яблоновой хребет, одолели много других перевалов, рек, болотистых речек, а конца пути все но видно. Кони ослабели от больших переходов, а людей не узнать, обросли бородами, почернели от загару, прокоптились дымом от костров, исхудали от недоеду так, что только скулы торчат. Только и еды что конина да кипяток с наваром из брусничного листа. Доедаем второго коня, жалко убивать боевого друга, да что поделаешь, нужда заставляет, голод!"

После этой записи Жигалина прошел день. Угрюмые, изнуренные походом и голодом, ехали жигалинцы, упрямо продвигаясь все дальше и дальше на северо-восток, ни разговоров среди них, ни шуток, как в начале пути, ни смеху. До разговоров ли тут, когда на уме-то у всех одно и то же — ладно ли едем? Не сбились ли с пути? Приободрились люди, когда кое-где в лесу стали попадаться пни, значит, недалеко где-то есть жилье!

К вечеру наткнулись на зимовье, обрадовались ему, словно это была не пустая охотничья избушка, а целая деревня. В зимовье с нарами и печью в углу из дикого камня обнаружили, как повелось у охотников-сибиряков, запас сухих дров, спички на печурке, соль в тряпочке и подвешенную к матке берестяную пайву, а в пей фунтов пять вяленого козьего мяса. Хоть и по маленькому кусочку, но мясо разделили на всех как лакомство.