Забайкальцы. Книга 4. - [76]

— Конечно, я в школах не обучался, даже и не бывал в них, не до этого мне было. — Степан, обиженно вздохнув, потупился и, помолчав, снова глянул на Шилова, окреп голосом. — А что касаемо политики, так я до нее нутром дошел ишо на германском фронте! Так что кое-что кумекаю.

— Хорошо, тогда ответь мне на такой вопрос: нам выгодно, чтобы японцы продолжали воевать против нас?

— Скажешь тоже, — усмехнулся Степан. — Какая же нам от этого выгода? Век бы их тут не было, трижды клятых!

— Так вот, буфер-то для того и создан, чтобы выкурить их от нас.

— Ох п загнул, Митрий Самойлыч, японцев выкурить! Так они этот буфер и послушают, как же, разевай рот пошире.

— Вынуждены будут послушать. Ведь управители-то ихние утверждают, что войска японские помогают русскому народу, по просьбе его правительства, власть советскую свергнуть, республику установить в России демократическую, с которой обещают жить дружно, в мире, понятно тебе?

— Да вроде бы понятно, ну а дальше что?

— То, что буферное правительство наше уже заявило Японии: мы не Советская Россия, а самостоятельное государство, суверенная демократическая республика. Жить с вами в мире желаем, воевать нам не из-за чего, а поэтому и войска свои вывести от нас будьте любезны.

— Думаешь, послушают, выведут?

— Обязательно. Насчет этого переговоры с ними вот-вот начнутся, и к осени их у нас не будет.

— Вот оно что, чудно! — Степан, все еще недоверчиво улыбаясь, пожал плечами. — Конешно, ежели оно и в самом деле так получится, то и войне скоро конец, с одними беляками нам справиться раз плюнуть. За-ради такого дела мы и против буфера возражать не будем. Вить он же небось ненадолго будет установлен, как ты думаешь?

— Об этом разговор будет позднее, когда войну закончим. Завтра давай собрание полковое проведем, я подробно объясню партизанам про буфер, а сейчас, — Дмитрий, прикрыв рот ладонью, зевнул, тряхнул кудрями, — давай-ка укладываться спать. Я, браток, уж и не помню, когда спал по-человечески, спокойно. Вчерашней ночыо вроде бы с вечера лег, новая беда — клопы! Заели, будь они прокляты. На сеновал ушел от них, холодно под шинелью, так и промучился всю ночь.

— Ишо на один вопрос ответь и ложись спи.

— Давай, слушаю.

— Комиссара когда мне пошлешь?

— Скоро, жду комиссаров целый отряд, как прибудут, пошлю тебе в первую очередь.

— Э-э, брат, — Степан жестом, полным отчаянности, махнул рукой, — суленого три года ждут, а мне комиссара сейчас надо, позарез.

— Знаю, что надо, а где его взять? Ведь и в других полках такое же положение: в Третьем полку у Швецова, например, нету комиссара, то же самое у Пичуева в Седьмом, в Девятом Епифанцева, да и в других полках обходятся без комиссаров и воюют.

— Сравнил тоже, там командиры-то грамотные, а я что? Такой же неуч, как и партизаны мои! Ты вот расскажешь им завтра про буфер, сядешь на коня и уедешь, а они опять начнут донимать меня расспросами: и то им объясни, и другое. Надысь один из Третьего эскадрона пристал ко мне с вопросом про Карла Маркса, а я слыхать-то слыхал про Маркса, а каких он там делов натворил, откуда мне знать. А будь комиссар, он бы меня от этого избавил, и командовать мне легче было бы.

— Это верно, — Шилов, не торопясь с ответом, разулся, снял гимнастерку и лишь после этого заговорил: — Ладно уж, пошлю тебе комиссара, есть у меня на примете. Он хоть из рядовых партизан, но грамотный, толковый мужик.

— Давай, и я такому радехонек буду. На безрыбье, брат, и рак рыба, а на безлюдье и Фома человек. Фамилия-то его как?

— Сухарев Корнил.

— Так я же знаю Сухарева, в полковом комитете был у нас в семнадцатом году. Ну, этот повезет, уж чего-чего, а насчет политики — собаку съел, посылай его скорее.

— Пошлю, — Шилов снова зевнул, посмотрел на широкую, чисто проскобленную скамью. — Постелить бы принес чего-нибудь, у меня ведь, кроме шинели, ничего нету.

— Сейчас подседельник принесу да шубу у хозяев выпрошу, и постеля получится, как у хорошего купца.

— Давай.

ГЛАВА VII

Много всяких непредвиденных трудностей пришлось преодолевать на своем пути отряду Жигалина, горные скалистые перевалы, речки, широкие пади, зачастую кочковатые, тонкие, и, чтобы перебраться через них, требовалось много труда и времени. И все-таки отряд упрямо продвигался вперед. Жигалин, как ни уставал за день, вечерами, при свете костра, продолжал свои записи в дневнике.

"9 июня. Наконец-то Витим присмирел, вода в нем пошла на убыль, и вот уже второй день, как мы покинули гостеприимную Романовну. Едем бездорожно, тайгой, через хребты и пади, ориентируясь не только по карте, но и по Витиму, что течет справа от нас, и мы частенько видим его, как на хребет поднимаемся. Тайга, нигде не увидишь пенька срубленного дерева, и такая красотища кругом, столько повсюду цветет багульника, и такой он пышный, что глаза не оторвешь, на него глядючи! Настроение у людей бодрое, хотя поход наш чертовски труден, сегодня полдня ушло на то, чтобы перебраться через падь, такая она оказалась болотистая, топкая, насилу одолели, а шириной не более полверсты. А сколько таких впереди! Да еще и через Витим надо переправляться теперь с левого берега на правый, как будет дело с переправой через него? Ведь там не только парома, но и лодки может не быть.