Забайкальцы. Книга 4. - [109]

Егор, оставив коня и эскадрон свой в низине, поднялся на пригорок как раз в тот момент, когда бароновцы в яростной атаке схлестнулись с бурятским эскадроном Жаргала. Видел он, как над головами конников серебристыми бликами засверкали шашки.

"Молодец, Жаргал, молодец!" — только и успел подумать Егор. Тут на эскадрон Цыренова хлынула волна вражеской конницы. А позади и чуть левее захлопали залпы, застрочили пулеметы — в бой вступили спешенные чугуевцы. Егор бегом с пригорка, вскочил в седло.

— Эскадрон, за мной, — гаркнул он, выхватив шашку из ножен. — В атаку, ма-арш! — И, пригнувшись к шее Гнедого, дал ему волю, слыша позади дробный топот сотен копыт.

Выскочив на бугор, Егор оглянулся: бойцы эскадрона, обнажив шашки, на полном скаку развертывались лавой. А навстречу им с долины с диким ревом катилась разношерстная вражья лавина. Опередивший всех бандит в малиновом халате скакал прямо на Егора, стреляя из винтовки.

Фьюйт — свистнула пуля возле самого уха Егора. Уже занося над бароновцем шашку, Егор увидел, что тот передергивает затвор для второго выстрела, и, приподнимаясь на стременах, с силой рубанул по его бритой голове.

Считанные минуты длилась эта атака. Бароновцы, не выдержав дружного натиска красной конницы, повернули обратно.

ГЛАВА XXII

Бой закончился к раннему обеду. Разгромленная банда Деревцова спасалась бегством, бросив обозы с боеприпасами. Как стало известно позднее, самого Деревцова, раненного в ногу и в плечо, увезли с поля боя на конных носилках.

В этом бою пуля нашла и Егора в тот момент, когда повел он эскадрон во вторую атаку: как топором ударила она повыше локтя правой руки. Сдерживая коня, оглянулся Егор на помощника, крикнул:

— Веди эскадрон… ранило вот меня.

А тот и сам видел, что рукав гимнастерки Егора намок от крови, струйкой стекала она на землю по опущенной вниз шашке, повисшей на темляке.

Отстав от эскадрона, Егор, не сходя с коня, снял с себя поясной ремень, орудуя зубами и левой рукой, перетянул ремнем правую руку выше раны, чтобы остановить кровотечение. Шагом поехал на перевязочный пункт.

После боя, услыхав про ранение Егора, проведать его приехал Чугуевский. Егор с подвязанной к шее забинтованной рукой сидел на дышлине санитарной повозки, ложка в левой руке, доедал из котелка суп, принесенный ему санитаром. Неподалеку дымили три походные кухни, возле них выстраивались очереди конников с котелками в руках.

— Как дела? — спрыгнув с коня, спросил Чугуевский.

— Как сажа бела, — невесело пошутил Егор, засовывая ложку за голенище сапога. — Зацепило вот, кость хватило, однако. Как там у тебя?

— Раскатали банду вдребезги, побили их много, сволочей! Но и сами потери понесли, шестнадцать человек убитыми да раненых вдвое больше. Шестерых тяжелораненых отправим в поселок, откуда выступили вчера. Ты тоже с ними налаживайся.

— А я-то чего ради?

— Сам же говоришь: кость хватило, а это разве шутейное дело? Собирайся, не волынь. Поедешь верхом на Гнедке своем. Там еще несколько таких же — кто в руку, кто в ногу раненный. Все вместе. И охранный взвод с вами, понятно?

— Понятно. А ты куда с полком?

— Приказано к Онону двинуться, на помощь Макару Якимову.

Рана у Егора оказалась не из легких, и — пока залечили ее — прошло больше месяца. Жаргал познакомил Егора с одним из своих друзей — санитаром Аюшей Ульзутуевым, тот оказал немалую услугу комэску. Аюша устроил к своим знакомым Егорова Гнедка, каждый день наведывался к Егору, доставал ему молоко, сообщал новости. От него и узнал Егор о полном разгроме войск барона Унгерна.

Шел уже третий день, как покинул Егор больницу. И вот перед глазами его родные места: долина Ингоды, дорога, по которой вел он односельчан в бой с бандами барона Унгерна. А на сопках уже отцвел багульник, отцвела и черемуха на берегах Ингоды. В молодой, яркой зелени по обе стороны дороги рассыпались желтые одуванчики. Все вокруг зеленеет, радуясь наступающему лету. На ближних и дальних еланях Егор привычным глазом различает темно-зеленые всходы пшеницы и более светлые ярицы.

Особенно привлекло его внимание большое, каких раньше здесь не бывало, поле пшеницы.

"Наша, наверное, коммунарская пашенка", — с удовольствием отметил он про себя. Дальше еще такие же полосы виднелись, в пади, под горой, поднимались дымки костров, верно, коммунары варят чай на стану. Очень хотелось Егору повернуть Гнедка туда, но и до села уж недалеко. Желание поскорее добраться до дому, до семьи пересилило.

"Ежели дождь хороший прольет, так с пашни наши сегодня же выедут", — подумал Егор, поглядев на небо.

А небо все больше заволакивало облаками; с юга на село надвигалась серо-свинцовая, темная понизу туча. Померкла притихшая степь; не слышно стало веселого птичьего щебетания, стрекотания кузнечиков; лишь безмолвные стрижи да ласточки чертили воздух вокруг одинокого всадника, едва не касаясь его крылом.

Но вот и село. Мимо старой березы Егор проехал шагом, помахал ей папахой и, толкнув ногой, заторопил Гнедого.

В улицах безлюдно, даже кур не видно, попрятались в предчувствии дождя. Откуда-то издалека донесся глухой рокот грома. Дождь начал накрапывать.