Забайкальцы. Книга 2 - [28]

— С-сукин сын, мерзавец! — процедил он со злобой сквозь стиснутые зубы и, подняв голову, скользнул по вахмистру взглядом, полным ненависти. — Я с тобой поговорю еще! — закончил он, глянув на Егора, и снова к вахмистру: — Ступай. И минут через пятнадцать двух конвоиров сюда, понятно?

— Слушаюсь, вашбродь! — Лихо козырнув, вахмистр крутнулся на каблуках, вышел.

— Морду бить за такие дела! — заорал Балябин, глядя вслед вахмистру, и так грохнул кулаком по столу, что одна из досок треснула посредине. — Дай бумаги, Георгий.

Но вместо того чтобы писать, Балябин развязал сверток, вынул из него листовки. В землянке стало тихо, снаружи доносились чавкающие по грязи шаги уходящего вахмистра.

— Ты что же это, Ушаков, сплоховал? — Глядя на Егора, Балябин укоризненно покачал головой. Но ни во взгляде его, ни в тоне голоса не было и тени недавней злости. Ничего не понимая, Егор лишь глухо кашлянул в ответ, нерешительно переступил с ноги на ногу.

— Вахмистр видел эти листовки? — спросил Балябин.

— Никак нет, вашбродь, не видел.

— Добро. А ты сам-то грамотный?

— Никак нет, вашбродь, неграмотный.

— Совсем хорошо. Сделаем так: дадим тебе газет и в штаб полка тебя направим. И что бы там ни спрашивали, говори одно: газеты нашел в окопе, подобрал на курево, а что это за газеты, понятия не имею, неграмотный — и все. Про листовки ни гугу, понятно?

— Так точно, вашбродь! — гаркнул обрадованный Егор. Он только теперь понял, что эти прапорщики не хотят причинить ему зла, напротив, они сами, как видно, за революцию, о которой теперь втихомолку поговаривают казаки.

— Да, вот в чем закавыка-то! — уже обращаясь к Богомягкову, продолжал Балябин. — К командиру сотни отослать его, а тот наверняка этого прохвоста вызовет, вахмистра, и дело может плохо кончиться.

— Да-а… — Богомягков, наморщив лоб, подумал с минуту, а потом решительно махнул рукой: — Нет, к командиру посылать опасно, отправь его на свой риск в штаб полка.

Ничего не ответив Богомягкову, Балябин побарабанил пальцами по столу, решился.

— Схожу к командиру, ход придумал. — Он рывком поднялся из-за стола, торопливо надел шинель, шашку, Богомягкову посоветовал — Ты листовки-то возьми, раздашь у себя в сотне, а вместо них положи каких-нибудь газет. — И, пригибаясь в дверях, вышел.

Обратно Балябин вернулся веселый, с пакетом в руках и еще от порога, улыбаясь, подмигнул Богомягкову:

— Удачно получилось. Писарь Вишняков, сообразительный парень, настрочил бумаженцию в штаб, а есаул подмахнул ее, в числе других, не читая. Так что теперь, можно сказать, дело в шляпе.

— Чудесно! — Богомягков встал из-за стола. — А я тут сверток приготовил, газет в него положил и с Ушаковым разговорился, учить его буду грамоте, я уж набрал с десяток желающих. Славные ребята, сменятся с заставы — и за учение. И знаешь, как придумали? Тетрадей не хватает, так они на земле: стешут в окопе стенку шашкой и пишут на ней штыком, прямо как на классной доске. Вот и Ушаков хочет так же.

— Что ж, хорошее дело, учись, Ушаков.

— Рад стараться, вашбродь!

Егор так и цвел в довольной улыбке. Он уже не боялся теперь за листовки, за свою оплошность, понимая, что за одни газеты с него невелик спрос. Он даже радовался в душе, что случай свел его с этими вот прапорщиками, которые явно стремятся помочь ему вырваться из беды. Но больше всего радовало Егора то, что давнишняя мечта его — научиться грамоте — так неожиданно может сбыться.

Снаружи послышались шаги, в дверь постучали, и в землянку, в сопровождении двух вооруженных казаков, вошел вахмистр. Козырнув Балябину, доложил:

— Конвой прибыл, ваше благородие.

Конвоиры, с винтовками к ноге, стали у дверей, оба они, старые, заросшие бородами фронтовики, глядя в землю, угрюмо молчали.

Балябин подозвал к себе одного из них и, передав ему пакет со свертком газет, кивнул головой на Егора:

— Доставить арестованного в штаб полка!

— Слушаюсь! — Казак повернулся к Егору, тяжело вздохнув, показал глазами на дверь: — Пошли!

Глава XIII

На фронте наступило затишье. В это утро по всей линии окопов не было слышно ни одного выстрела, словно кончилась война, наступило мирное время. Изменилась к лучшему и погода: дни после длительного ненастья установились ясные, теплые. Земля подсохла, не стало грязи в окопах и землянках. Казаки, поскидав шинели, приободрились. Собираясь вокруг костров, они забавлялись горячим чаем, куревом, разговорами. Сизые дымки вставали и над окопами немцев.

Во второй сотне, в запасном окопе позади передней линии, собралось человек сорок казаков и с ними прапорщик Богомягков. Шло необычное занятие — обучение казаков грамоте. Богомягков, по специальности учитель, провел с ними уже не одно занятие, многие казаки полностью заучили буквы, а теперь писали их штыками на песчаной, гладко стесанной стенке окопа.

Среди «учеников» были и казаки четвертой сотни, в том числе Егор Ушаков. Весь углубившись в столь интересное дело, Егор старательно вычерчивал винтовочным шомполом: «МА-МА», «РА-МА», «БА-БА», «БАК». Он чуть поразмыслил, приставил к последнему слову еще две буквы слева, и получилось: «ТА-БАК», еще подумал немного, потом стер первую букву и вместо нее написал К, получилось: «КА-БАК».