Забайкальцы. Книга 2 - [144]

— Что такое?

— Что случилось?

— Беда! — насилу выдохнул запыхавшийся Поздеев, подбежав к столу президиума, за которым сидели Иван Бутин, Дмитрий Шилов, Гаврилов, Матвеев и Перевощиков. — Банк… ограбили… золото, — он задохнулся, фуражкой вытер потное лицо, — золото… увезли…

— Что-о! — Мгновенно побледневший Бутин схватился обеими руками за край стола, уперся в Поздеева взглядом: — Кто ограбил? Когда?

— Анархисты… полный автомобиль золота… и на поезде… удрали.

— Как же это могло случиться?! — с дрожью в голосе воскликнул Бутин. — Банк-то охранялся или нет?

— Из отряда Гиреева охрана была, а он такой же бандит оказался.

Поздеев, немного отдышавшись, начал передавать подробности ограбления, но тут его перебил Шилов:

— Обожди! — Вскочив на ноги, Шилов загорячился, зачастил скороговоркой — Что мы сидим, товарищи, надо действовать, спасать народное добро! Давайте сделаем так: вы тут решайте, какие надо принять меры для поимки бандитов, а я мигом на вокзал и телеграфирую по всей магистрали, чтобы любой ценой задержать грабителей.

— Правильно!

— Действуй, Дмитрий Самойлович!

Не прошло и полчаса, как по проводам железнодорожной магистрали на все станции и полустанки восточнее Читы полетели шифрованные телеграммы, в которых предлагалось во что бы то ни стало задержать пережогинский трехвагонный поезд, анархистов с награбленным золотом арестовать и под усиленным конвоем доставить на станцию Урульга.

А наутро стало известно, что по всей линии железной дороги хотя и получили шиловскую телеграмму, но спасти золото не сумели. На одном полустанке попробовали было задержать пережогинцев, но бандиты дали по красногвардейцам очередь из пулемета, и те отступили, потеряв двух бойцов убитыми и одного раненого. На другой станции побоялись взорвать мост, чтобы не пустить под откос своих. А на станции Ерофей Павлович небольшой мост взорвали, но поздно, пережогинцы проскочили его, а под откос свалился свой же паровоз, к счастью идущий порожняком. Так удалось кучке оголтелых негодяев похитить забайкальское золото. Двумя неделями позже белогвардейская газета «Русский голос» писала, что «Читинский банк ограбили сами комиссары и красные командиры», называли фамилии Лазо, Балябина, Бутина, Шилова и многих других.

* * *

26 августа все советские организации, отряды Красной гвардии отступили на восток, до станции Урульга. С запада к Чите подходили эшелоны частей Прибайкальского фронта, почти последним прибыл в город бронепоезд, на котором находился командующий фронтом Сергей Лазо. Позади него шел лишь небольшой состав с подрывной командой, они на большом расстоянии испортили железнодорожную линию, взорвали несколько мостов.

Красногвардейские эшелоны, не задерживаясь в Чите, проследовали дальше, а сам Лазо задержался, чтобы выступить на митинге, организованном рабочими Читы-первой. Таких митингов Лазо провел уже несколько, разъяснял истинное положение дел, предостерегал от паники. Лазо со своим адъютантом и командиром бронепоезда шел по Преображенской улице и повсюду видел расклеенные на заборах и на стенах домов воззвания к населению Забайкалья. «Советы в Чите гибнут. Да здравствуют Советы во всем мире!» — гласили заголовки, набранные крупными буквами на серой оберточной бумаге.

Никогда не бывало на станции Урульга такого скопления поездов, воинских частей и областных учреждений, как в эти последние дни августа 1918 года. Избы большого поселка переполнены военными и штатскими постояльцами, хотя большинство этих людей разместилось в вагонах и палатках, что густо раскинулись за околицей.

Здесь было решено созвать конференцию военных, советских и партийных представителей, чтобы определить судьбу власти, армии и дальнейшей борьбы с контрреволюцией.

Провести конференцию наметили 27 августа, но ее пришлось отложить на один день, потому что не подошел еще со своим штабом командующий Даурским фронтом Балябин. По полученным оттуда сведениям, Балябин демобилизовал казаков 1-го и 2-го Аргунских полков, пехотный полк Павла Журавлева и теперь с остатками своих войск был где-то на полдороге к Урульге. При этом он, точно так же как и Лазо, рвал за собой мосты, портил железнодорожную линию.

* * *

Вновь ехал Егор мимо Антоновки. Сердце у него тоскливо заныло, когда смотрел он в распахнутые двери вагона-теплушки, во время короткой остановки на станции, на знакомое до мелочей село, на зеле ную крышу пантелеевского дома. Сердце его влекло туда, к Насте, к сыну, но разум приказывал ехать дальше.

Он только тяжко вздохнул, когда тронулся поезд, да сказал вслух:

— Верно сказал Ермоха-то, как в воду глядел, старый хрыч.

— Чего такое? — спросил лежащий на верхних нарах, головой к двери, Тихон Бугаев.

— Да так себе, — уклончиво ответил Егор, — жил я здесь до службы четыре года, вот и вспомнил.

— A-а, от полка-то чего отстал?

— Чудак человек, в полку нашем почти все четвертого отдела казаки, а я третьего, мимо своей станицы проеду сегодня.

— Домой поедешь, как уволишься?

— Не знаю.

Егора одолевали грустные думы, а Тихон, ничего не замечая, продолжал разговаривать:

— Мне-то бы можно уйти с нашими аргунцами, четвертого отдела я, Донинской станицы, из-за Фрола Омельяныча остался. Он ведь такой, только для военного дела способный, а для жизни никудышный, без меня с голоду пропадет. Вот и пришлось мне остаться, вместе уж будем и горе мыкать.