Забавы жестоких богов - [36]

— Ты ведь читал, что полторы тысячи лет назад СБ проводила подобные эксперименты на планете Тригон. И что они получили? Массовые ожирения, болезни, нервно-психические расстройства, разгул организованной преступности и наркоманию во всех видах. Каждая система ценностей имеет свой оптимум комфорта и свободы. В конце концов благодарные пролетарии, расплодясь, как крысы, превратили чудесную планету в бардак, на который были рассчитаны. Разруха начинается в голове — не мной было сказано.

— Ну и что? Почему твои чистюли, раз они такие умные, не могли научить правильной жизни нас, дураков несчастных? Ведь за десятки поколений можно было бы добиться результатов?

Быков нервно заходил в тесном пространстве, с отвращением бросив окурок, который обжег ему пальцы.

— Это скорее вопрос совести, а не вооруженного восстания. Попробуй заставить кого-то любить себя при помощи палки… И вообще, благодарный народ всегда убивал своих освободителей. Так что, сам понимаешь, немного найдется желающих.

— Ты не мерз, не голодал, счастливчик, тебя не били в пунктах охраны общественного порядка, тебя не будили с паспортной проверкой по ночам. Ты не смотрел на сытые рожи, которые проплывают мимо на шикарных «Альбатросах». Ты не знаешь, сколько страданий и унижения испытывает простой человек.

— Вот бы и начал с себя, если что-то не нравится. Отошел бы от простых и банальных решений, проанализировал, что в твоей жизни привлекает плохое, внушил бы себе установки на успех и процветание. Но, по-моему, жизнь устроена так, что кому-то на роду написано есть рябчиков и ананасы, а другому пускать слюни по этому поводу, что и составляет определенный предыдущими воплощениями смысл его жизни. В конце концов, с человеком происходит лишь то, что он позволяет с собой проделывать. Иначе получается — я дерьмо, снаружи и внутри, что есть следствие системы моих взглядов и ценностей, но не только не буду ее менять, но и навяжу всем остальным, чтобы не обидно было. И вообще, большинство рабов желает не стать господами, а получить хороших новых хозяев, жестоко отомстив старым.

Глеб плюнул на пол с досады:

— Я когда-нибудь набью тебе морду, Капитан.

— А почему не сейчас? А еще лучше устроим дуэль в коридоре. Где один покойник, там и второй. Кто будет разбираться, сколько человек было в рубке в момент взрыва. — Джек говорил, а в глазах его разливалось особое безмятежное выражение, которое показывало, что Эндфилд совсем не шутит. Его тело подобралось, готовясь к прыжку.

Быков снова сплюнул на пол, на этот раз без запальчивости, затем уселся в кресло. Повернулся к Джеку и положил руки на подлокотники, показывая, что не замышляет ничего плохого, сказал:

— Посмотри, на кого ты стал похож. Мы с тобой дружим еще с училища. Семь лет из одного котелка ели, вместе от смерти уходили, а оказывается, ты можешь пришить меня за просто так, за слово. Ты уже не человек.

— Конечно. Ты ведь сам зовешь меня Капитан Электронная Отмычка.

— А ты помнишь, Электронная Отмычка, как ты плакал, когда приходил из медотсека, на той проклятой планете? Помнишь, какой красавицей была Анюта, как мы соперничали за ее внимание. Вспомни, как она светилась в твоем присутствии, хотя ты не разливался соловьем, не писал ей курсовых, не дарил ей цветы. А помнишь, что сделала с ней болезнь? Когда закрывалась заслонка-камеры дезинтегратора, ты ревел, как мальчишка. И после этого…

— Ты тоже не радовался тогда. Знаешь — это удар ниже пояса. Не все человеческое во мне умерло, — Эндфилд вздохнул. — И вообще, когда нас двое на сотни парсек вокруг, смешно ссориться. Умеешь ты на эмоции действовать.

Джек протянул Глебу руку, и он с облегчением пожал ее.

— Прости меня, это нервы. Ожидание становится нестерпимым, — произнес штурман.

Много дней наполовину слепой и оглохший, беспомощный корабль плыл в обманчиво спокойной пустоте бывшего укрепрайона «берсерков».

Быков смолил косяки, надоедая Капитану разговорами. Джек сидел в позе лотоса, дублируя систему наблюдения, или уходил настраивать квик-резонатор занятие долгое, хлопотное и почти безнадежное. Точности малых ремонтных роботов не хватало для юстировки вложенных одна в другую луковиц резонатора, но Эндфилд не терял надежды, пробуя различные варианты.

Однажды Джек вошел в рубку, не спеша сделал в аварийном конфигураторе обед, улегся в кресле, забросил ноги на пульт и только тогда сказал, ковыряясь вилкой в тарелке:

— К нам приближается корабль.

— Мы можем попрощаться друг с другом и подумать напоследок о смысле жизни?

— Ну, это всегда успеется. Это старый почтовый корабль Службы. Мне кажется, что он набит документами под завязку.

— Капитан, мы сможем стыковаться с ним?

— А почему бы и нет. Но ты туда не пойдешь.

— Я никогда за чужие спины не прятался. И трусом не был.

— Дело не в этом. Не подумай, что я хочу смерти. Со мной ничего не случится. Просто мой час еще не настал, я знаю. А тебе слишком опасно. Лучше недолго побыть трусом, чем стать покойником.

— Настоящие «драконы» всегда поступали наоборот. Я тоже «дракон», хотя бы отчасти. К тому же, кто прикроет задницу Электронной Отмычке?

Мертвый корабль встретил Джека и Глеба невообразимым хаосом. В его развороченных внутренностях плавали обломки корпуса и переборок, вырванные взрывом куски аппаратуры, обломки генераторов. Сорванные с опор и буквально вывернутые наизнанку буйством энергетических потоков блоки накопителей и реакторов превращали свалку искореженного металла в труднопроходимый лабиринт. Тут и там попадались замороженные тела членов экипажа, рваные, разбитые, сплющенные. Сквозь дыры обшивки с острыми краями светили равнодушные звезды.