Забавы Палача - [8]

Несколько часов они спали, тесно прижавшись друг к другу.

Фицдуэйн забавлялся, думая, как разителен контраст между обнаженной женщиной в пылу любовных ласк и той же женщиной в строгом официальном обличье, которое она демонстрирует всему остальному миру. Эта мысль приносила некое удовлетворение эротического характера. Интересно, размышлял он, бывают ли подобные мысли у женщин. Наверняка бывают.

Утром Итен снова облачилась в «доспехи» деловой женщины: светлые волосы пепельного оттенка зачесаны назад и собраны в пучок; легкая шелковая блузка, безукоризненно скроенный пиджак от Вулфэйнджела, прочие детали со вкусом дополняют ансамбль; блестки золота на мочках ушей, запястьях и шее; тонкий аромат «Риччи».

— Слава богу, я хоть знаю, что ты натуральная блондинка, — сказал он. — А самое главное то, откуда я это знаю. Иначе я испугался бы твоего делового вида. — Он повел рукой в сторону накрытого стола на застекленной веранде. — Завтрак подан.

Он успел принять душ и побриться, но потом занялся приготовлением завтрака. На нем по-прежнему был лишь белый махровый халат. На его нагрудном кармане и сейчас была различима почти стершаяся от многочисленных стирок фамилия его первого и, быть может, до сих пор законного владельца.

Извне до них доносился приглушенный толстым стеклом шум поздно просыпающегося города; слышно было, как по улицам Боллсбриджа — дорогого, фешенебельного дублинского района — проезжают пока немногочисленные машины.

— Иногда необходимо сохранять небольшую дистанцию, — с улыбкой сказала она. — Мне нужно поддерживать профессиональный имидж. Не прыгать же перед репортерами голышом.

Он поднял бровь. Она поцеловала его и села за стол напротив. Перед нею стояли тарелка с омлетом и копченая лососина; в бокале с апельсиновым соком еще бежали пузырьки.

Они познакомились года три назад, когда «Рейдио телефис айриэнн», ирландская государственная радиовещательная компания, отправила группу корреспондентов в отель «Шелбурн», чтобы подготовить журнальный репортаж о проходящей там фотовыставке Фицдуэйна. Перед направленными на него объективами Фицдуэйн чувствовал себя неуютно; во время интервью он был излишне сдержан и выражался чересчур туманно. Он остался недоволен собой, понимая, что осложнил работу репортерам и не оправдал их надежд на интересный разговор. После встречи он зашел к ним извиниться и был слегка удивлен, получив от Итон приглашение на обед.

Сначала они стали любовниками, потом подружились. Из этого могло бы вырасти нечто большее — возможно, так оно и случилось, хотя ни один из них не хотел этого признавать, — но оба напряженно работали и потому держались врозь. У Итон был жесткий график, и она вечно пропадала на дублинских студиях, а Фицдуэйн проводил много времени за пределами Ирландии. Хотя Фицдуэйн очень нравился Итен, и это растущее чувство уже нельзя было назвать просто симпатией, она никак не могла понять, почему такой мягкий и чувствительный человек выбрал такую мрачную, опасную профессию.

Как-то раз он попытался ей это объяснить. У него был чудесный, богатый оттенками голос, и говорил он с легким ирландским акцентом, как говорят люди его класса и воспитания. Наверное, думала она, вначале он понравился ей именно благодаря голосу. Она энергично отвергла его обоснования, но запомнила то, что он сказал.

— На войне дело часто доходит до крайностей, — сказал он тогда. — Там много насилия и ужасов, но много и героизма, и сострадания, и самопожертвования. Вот в чем парадокс. Ты чувствуешь себя живым каждой клеточкой своего тела именно благодаря присутствию и угрозе смерти, а отнюдь не вопреки им. Я часто начинаю ненавидеть эту работу, часто испытываю страх, но когда все кончается, меня снова тянет назад. Мне необходимо это ощущение — быть на грани.

Он повернулся к ней и погладил ее по щеке.

— А потом, — с ухмылкой добавил он, — больше я ничего не умею.

Он решил, что оставит на потом еще один аргумент: ведь почти каждый день, сидя в теплой, безопасной студии, она сообщает своим слушателям именно те страшные новости, которые добывают такие, как он. Хотя, пожалуй, нельзя упрекать ее в непоследовательности. Если та любишь мясо, тебе вовсе не обязательно идти работать на бойню.

Она помнила охватившее ее тогда чувство гнева и бессилия.

— Это все равно что слушать, как наркоман объясняет, почему он не может обойтись без героина, — сказала она. — Ты зарабатываешь себе на жизнь, фотографируя людей, которые убивают друг друга, — ну что в этом хорошего? Да еще и сам подвергаешь себя риску — глупее и придумать нельзя. Ты прекрасно знаешь, что репортерская карточка и фотоаппарат тебя не спасут. А я всегда ужасно волнуюсь. Вместо того, чтобы выкинуть тебя из головы, я, как последняя дура, боюсь, что тебя убьют, или покалечат, или ты пропадешь без вести.

Он ласково поцеловал ее в губы, и она против воли ответила на поцелуй.

— Чем старше я становлюсь, тем меньше вероятность, что меня убьют, — сказал он. — Как правило, на войне погибают молодые; так уж устроен мир. Голосовать тебе еще рано, а в парашютный десант — пожалуйста.

— Чушь собачья, — отрубила она, а потом занялась с ним любовью, чувствуя и нежность, и досаду, разрыдавшись в момент оргазма. Потом она лежала с мокрыми щеками, держа его, спящего, в своих объятиях. Она так ничего и не добилась.