За землю русскую. Век XIII - [4]

Поначалу сбор дани в русских городах монголы передали в руки откупщиков, вербовавшихся в основном из мусульманских купцов. Эти «бесермены» (то есть «мусульмане»), как называет их русская летопись, опутали своими долговыми сетями множество людей разных сословий. Засилье «бесерменов», быстро снискавших всеобщую ненависть, было одной из главных причин восстания 1262 года в Северо-Восточной Руси.

Наряду с обычной данью, выплачивавшейся ежегодно, монголы периодически взимали чрезвычайные, вызванные какими-то особыми обстоятельствами поборы — «чёрный бор». Тягостной повинностью было содержание ордынских послов и чиновников.

Общий контроль за положением дел в «русском улусе» осуществляли особые ханские чиновники — баскаки. Во главе их стоял «великий баскак владимирский». Иногда баскаки одновременно были и сборщиками дани.

Экономическое развитие Руси резко замедлилось. Причиной этого была не только ордынская дань и всяческие поборы, разорявшие население и подрывавшие развитие товарно-денежных отношений, но и постоянное опустошение русских земель частыми «ратями» — карательными походами ордынцев. Подсчитано, что только в последней четверти XIII века монголы совершили около 15 походов на Русь. Крупнейшие русские города — Владимир, Суздаль, Переславль-Залесский — по нескольку раз были разгромлены ордынцами. Упадок городов — центров ремесла и торговли — приводил к общему замедлению экономического и политического развития страны. Невосполнимый урон наносили ордынские «рати» и русской культуре.

Велика была и политическая власть Орды над Русью. Ханы судили князей, распоряжались великими и местными княжениями: жаловали «ярлыки» — грамоты, дающие право на княжение.

Ордынцы контролировали внешнюю политику Руси. Целью ханской дипломатии была политическая изоляция Руси от враждебных Орде восточноевропейских государств — Венгрии, Польши, Литвы, Чехии.

Основная тяжесть монголо-татарского ига легла на крестьян и ремесленников. Несладко приходилось и князьям, привыкшим к независимости и самовластию. Едва ли один из десяти князей сумел в эту тяжёлую пору сохранить достоинство, защитить своих людей от татарской сабли, от произвола баскаков.

В отношениях с Ордой осторожность и вкрадчивость, выдержка и прозорливость были для князей гораздо важнее, чем ратное искусство и личная храбрость. Те, кто не сумел вовремя понять этого, расплачивались своими и чужими жизнями.

По-разному складывались отношения русских князей с ханами. Многие князья, подчиняясь обстоятельствам, сносили унижения, платили дань и думали лишь о том, как бы не потерять своё княжество.

Однако находились и такие, кто не желал плыть по течению. Одни видели цель борьбы в собственном возвышении, в приобретении новых владений и большей власти с помощью «поганых». Стремясь получить поддержку хана, они годами жили в Орде, ходили вместе с татарами в походы, женились на ханских дочерях. Так поступали Глеб Белозерский, Фёдор Чёрный, Андрей Городецкий. Таких князей летописец презрительно называет «служебниками ордынскими».

Другие — Андрей Суздальский, Ярослав Тверской — готовы были рисковать всем ради призрака былой независимости, ради ничтожно малой, но такой заманчивой надежды на немедленное освобождение. Их было немного. Они гибли и в падении своём увлекали в пропасть тысячи людей.

Но нашлись среди русских князей того трагического века и такие, кто бесстрашно и непоколебимо встречал удары судьбы. Даниил Галицкий и его брат Василько — на юге, Александр Невский — на севере устояли в эпоху испытаний. За ними шли, им подчинялись даже и тогда, когда по приказу монголов Василько разрушал стены собственных крепостей, а Александр сопровождал татарских «численников» по улицам русских городов.

И всё же Александру было тяжелее, чем Даниилу. Не было рядом свободных, сильных государств, от которых могла наконец прийти помощь, не было каменных замков, неприступных для монголов, не было даже брата-единомышленника, на которого можно было во всём положиться. Была только «светло светлая и украсно украшенная» земля Русская, которая и давала силы в минуты отчаяния.

Но словам английского историка Карлейля, «мужество, геройство — это прежде всего способность делать». Этой способностью Александр Невский был наделён сполна.

Словно желая ещё и ещё раз испытать Александра, судьба то гнала его за Урал, туда, где люди терялись как песчинки в пустыне, то бросала в литовские и чудские болота. Но повсюду, на берегах Невы и Керулена, он «честно и грозно», как заповедано было дедами и прадедами, делал своё княжеское дело: отстаивал интересы своей земли, своего народа.

Александр Невский умел быть одновременно грозным и покорным, отчаянно храбрым и бесконечно смиренным, грозно хмурился на запад и учтиво улыбался на восток.

Ужо современники удивлялись сложному, противоречивому характеру князя, подчас даже упрекали его в сердцах за то, что он «татар паче меры возлюбил».

Русские летописцы, изображая людей, следовали тем правилам, которые академик Д. С. Лихачёв назвал «литературным этикетом». Они рисовали человека не таким, каким он был в жизни, а таким, каким должен был быть согласно его общественному положению и принятым нормам поведения. Всё личное, индивидуальное, по мнению летописца, не заслуживало особого внимания. Александр Невский в летописях получился бледным и схематичным. Мы не знаем, как он выглядел и как держался, что говорил и что таил на дне души.