За землю Русскую - [250]

— Страх говорит твоими устами, брате! — с насмешливой улыбкой, выслушав Александра, воскликнул Андрей. — Ты храбр в битвах, но тебя ли вижу ныне? Не Батыевы ли речи улестили тебя? А не пора ли нам ведать о том, что слаба Орда, что растеряла она силу свою на Руси, в ляхах и уграх? В дружбе со мной обретешь славу себе и славу Новгороду.

Холодно расстались братья. Весной, когда Александр уезжал в Орду, Прасковья Брячиславовна ходила на сносях. Вестей от нее с тех пор не было. На пути из Орды, едва переступив русский рубеж, Александр послал в Новгород гонца, наказав ему с вестью от княгини быть во Владимире. Хотя княжий поезд двигался медленно и во Владимире задержались дольше, чем надо, гонец не вернулся. И все же, как ни спешил Александр скорее быть в Новгороде, он послушался совета прибывшего из Ярославля дяди Святослава Всеволодовича. Прощаясь с Александром, Святослав посоветовал ему идти в Новгород не прямым путем, через Дмитров, а через городок Москву.

— Воевода Чука рубит острожек там и двор княжий, — сказал Святослав. — Навести его, погляди, что сделано. Место на Москве доброе.

Перед вечером уже, на третий день пути из Владимира, переправились через Учу и вскоре достигли Верхней Клязьмы. Александр остановил поезд, велел зажигать костры. Вокруг — ни погоста, ни займища, лишь зеленеют пустотравьем небольшие печища на горке.

От Клязьмы до Москвы — пути один переход. Чтобы появление княжего поезда не застало Чуку врасплох и не испугало жителей, Александр велел Ивашке, ближнему дружиннику своему, ехать вперед.

— Утром будешь на Москве, — сказал. — Оповести Чуку, что следом за тобой приду поездом.

Ивашко выехал в сумерках. Моросил мелкий липкий дождь. На пути то и дело встречались полные водою мутные озерки и лывины. Дорога шла бором. Во тьме конь спотыкался о корневища, — Ивашко не понукал его. На рассвете увидел Яузу.

Переправляться пришлось вброд. Мост, когда-то перекинутый через реку, сожжен. На месте его торчат из воды обгорелые сваи. За Яузой снова начался бор. Чем ближе Ивашко подъезжал к городу, тем зорче осматривался вокруг. Место глухое — и зверь набежит и воровская чадь позарится на коня.

Бор окончился неожиданно. Ивашко только что перебрался через неглубокий овражек и поднялся по косогору на холм, как за поворотом открылась широкая, светлая поляна. Она обжита. Клочьями желтеет жнивье убранных пашен. Впереди, у самой дороги, займище.

Новые срубы займища обнесены тыном. Не успел Ивашко поравняться с хороминой, из ворот навстречу ему выбежал житель. Он без колпака, синий из посконной крашенины зипун неуклюже сидел на его широких плечах.

— Жалуй на перепутье, витязь! — позвал он Ивашку. — На заезжем у меня и тебе и коню есть место. Сбитню ли горячего, меду ли цеженого — только спроси. Отдохнешь и одёжу обсушишь.

Ивашко остановил коня.

— Велик ли остался конец до Москвы? — спросил.

— Не велик, — ответил займищанин. — Поляна эта, — он обвел рукою вокруг, — Кучково поле, а как минешь вон тот лесишко, — показал рукою на островок осинника впереди, пылавший осенним багряным пламенем, — за ним и Москва.

— Верста будет?

— Может, верста, может, и боле… Повели ввести коня.

У Ивашки с вечера не было ничего во рту; не прочь бы он обжечь губы горячей похлебкой, запить сбитнем… С сожалением взглянул на ворота заезжего, сказал:

— Рад бы, житель, к тебе, да гостить некогда. Приведется в другой раз быть — не гони.

Отказ изумил займищанина. Измок и продрог молодец на дожде, а не сошел с коня.

— Издалека ли путь на Москву держишь? — полюбопытствовал.

— Из стольного Владимира.

— Прямой к нам из Владимира путь… Людно ли нынче на Владимире, что на пути видно?

— Велик Владимир, шумно и людно там — на торгу ли, в городе ли. И на пути часты стали погосты и займища; огнища жгут люди, землю пашут… Старые-то печища, что остались от глумления ордынского, зарастают ино репьем, ино лесом.

— Пашут землю, так и хлеб будет, — решил займищанин. — И Москву палила Орда, не жительство — пустыри остались. Кто ушел на Синичку аль на Яузу, тот и жив. А теперь-то взгляни: город срублен, изоб много и торг есть… А ты, витязь, не с княжей ли грамотой из Владимира идешь к нашему воеводе?

— Не с грамотой, а со словом князя новгородского Александра Ярославича… Будет он нынче поездом на Москве.

— Князь Александр… близко? — не то удивился, не то испугался займищанин; сказав, он посмотрел на бор, где терялась в чаще дорога на Владимир.

— Ввечеру поезд был на Клязьме. Идет князь к себе, в Новгород, а на Москву поглядит на перепутье.

Ивашко подобрал поводья и тронул коня.

— Остановись, витязь, послушай! — займищанин придержал коня под уздцы. — Путь к Москве близок, а намаешься не знаючи. В том осиннике, — показал вперед на дорогу, — озерцо топкое. Время — не лето, дожди, прямо не пройдешь. Ты спустись ниже, на подгорье, на займище мое. В низине Моховое болото и река… Неглинка. Туда не ходи. По подгорью, возле болота, есть тропочка. Пойдешь по ней и как увидишь на перекрестной дороге мост через Неглинку и кузни по взгорью — ты мимо них; пересеки дорогу и по пустырям поднимись в гору. Там будет тебе сосенничек, а за ним — улица и торг. Минуешь торг, тут и есть новый Кремник.