За закрытыми ставнями - [33]

— Боря мой!.. мальчик мой! Боря мой, Боря!..

— Ма–ма…

— Что это? Галлюцинация? бред?

Затихла, чуть дышит. Живут только глаза и слух, напряженный до боли. Нервно колотится сердце…

Гулко–протяжно забили старинные часы в столовой.

Вся встрепенулась… Что это? Похоронный звон?.. Опять по Боре?..

— Боря, Боря мой!

— Ма–ма! — тихий, но ясный призыв из–за двери.

Забыла все — свое решение, обещание, слово.

По залитой лунным светом квартире беззвучно, белой тенью скользит Надежда Михайловна. Неслышно открыла дверь колиной комнаты. Спокойно, крепко спят — мальчик и няня.

Еще несколько шагов, еще одна дверь, и она у Бори.

Темно… Но ничего, она знает здесь каждую пядь.

Глубоко, жадно дышит. Чудится ей, что здесь все пропитано ароматом детского тельца.

Протянула руку, уверенно нащупала костюмчик Бори и с дорогой ношей благополучно вернулась к себе.

Бережно разложила его на одеяле, благоговейно, как перед святыней, опустилась перед ним на колени и покрыла его безумными поцелуями.

Что это за комочек попал ей под руку?

— Мальчик мой, я журила тебя за привычку набивать себе кармашки всякой дрянью. Что же в последний раз соблазнило твои глазки?

Трепещущей рукой вынула кусочек шелковой материи. Встала, развернула его при свете лампадки и…

Резкий крик огласил спящую квартиру.

Когда прибежали в спальню, на ковре лежала бесчувственная Надежда Михайловна.

Сжатые губы хранили открытую тайну, длинные ресницы густой тенью легли на побледневшие щеки, а правая рука крепко держала кусочек пестрой шелковой ткани…

Глава 21 Загадка

Косые лучи заходящего солнца, прорезываясь через мохнатые ветки сосен, золотят повисшие в воздухе паутинки — эти печальные предвестники осени.

Обманчивая зелень сосен блестит свежестью после недавнего дождя, но уже пожелтела и шуршит под ногами трава, и жалки одиноко разбросанные в ней цветочки.

Не слышно веселого щебетания птиц, и в затихшем лесу только гулко раздается тукание дятла.

Воздух напоен неуловимым запахом осени: пахнет и увядающей травкой, и грибами, и сыростью от застоявшихся луж.

Притих, затаился, нахмурился лес, прислушиваясь к медленной, разрушительной работе осени.

Солнечные блики легли на твердую дорогу, по которой медленно едут двое всадников.

Эти двое — отделившиеся от большого общества дачников Борок, устроивших прощальный пикник перед возвращением в город — были Захаров и его невеста Надежда Андреевна Дурново.

Им во что бы то ни стало захотелось взглянуть на покинутую усадьбу князей Шацких, о которой ходит столько легенд.

— Быть может, новый управляющий покажет нам дом?

— О, нет, Надин, не надейтесь. Дом и парк не в его ведении, их охраняют старый швейцар и его жена, оба нелюдимые и почти невидимые.

— Пусть так, но это не помешает нам полюбоваться видом на усадьбу, открывающимся с опушки леса.

С этими словами молодая девушка, чуть тронув хлыстом свою лошадь, перевела ее на крупную рысь, и через четверть часа с высокого пригорка глазам их открылась грусть навевающая картина.

Свободно, широко раскинулся сад–парк. Пересекая друг друга, бегут и вьются бесчисленные дорожки. Из чащи разросшихся кустарников выглядывают ажурные беседки, длинными гирляндами повис на них плющ. В искусственных причудливых скалах притаились гроты с разбитыми статуями у входов. Одичавшие, сплетшиеся между собою, кусты роз ревниво закрыли дверь павильона, где так загадочно умерла красавица–княгиня. Покосились подгнившие скамейки, разрослись–разползлись сорные травы. Затянулся плесенью уснувший пруд с перекинутым через него воздушным мостом, и молчит на нем засорившийся фонтан.

Огромный дом хранит свои тайны за наглухо заколоченными окнами и дверьми. Покосились, поросли травой ступеньки террасы с двойными белыми колоннами, буйно разросся обвивающий ее дикий виноград.

За домом, среди столетних дубов–великанов, широкая площадка, на которой виднеется домовая церковь с княжеской усыпальницей под ней.

Много, много поколений древнего рода князей Шацких спят вечным сном за массивной, почерневшей от времени железной дверью.

Потускнели, запылились церковные окна, таинственной жутью веет от огромного замка на двери усыпальницы.

— Владимир, вы ведь бывали у прежнего управляющего, неужели он ничего не говорил вам о последней княгине? Умереть такой молодой и прекрасной! За ней захлопнулась эта тяжелая, страшная дверь, а замок, вероятно, так звонко–торжествующе щелкнул.

— Вы слишком впечатлительны, Надин, и я положительно раскаиваюсь, что согласился показать вам эту брошенную усадьбу, вокруг которой создалось столько небылиц.

— Разве трагическая судьба последних Шацких небылица?

— Судьба их реальна, но рассказы о жизни и преступлениях последней княгини и о ее загробных похождениях, конечно, походят на небылицы. Вы не смотрите так упорно на дверь склепа: интересующая вас легендарная венгерка–княгиня не похоронена там. Видите у левого крыла дома, среди голубых елей, точно летящая к небу готическая часовня? Это и есть могила красавицы–княгини, а у ее ног погребен и ее старый слуга, которого она привезла с собой из своего замка и который всегда следовал за ней, как тень.

— Я слышала о таинственной одновременной смерти княгини и этого ее, как вы называете, старого слуги.