За закрытыми ставнями - [21]

— Я тебя! я тебя! — грозит ему старушка. — Ах, Боже мой, Оксана! — бросилась она к окну кухни, — смотри не передержи пирожки да цыплят поливай почаще, чтобы были румяны и мягки. Знаешь ведь, как их нужно готовить для молодого барина. Воздушный пирог я приготовлю сама.

— Не журитыся, пани, пирожки на дыво, а курчатки аж хрущат, зарумянились, ходыть подывытыся.

Сегодня у Володи обедает гость. Хоть какой же Орловский гость — свой человек в доме, — а все же Марта Ольгер- довна хлопочет. Невольно сказывается в ней хозяйка–полька, любящая не только угостить, но и блеснуть своей хозяйственностью и кулинарным искусством. Орловский тоже поляк, значит, на чужбине особенно дорогой гость.

Нарвала букет цветов для стола и пошла еще раз осмотреть, все ли в порядке.

«Говорят обо мне, что я всех одинаково люблю, — где там! а Володя?! Прости меня, Боже, — часто думает старушка, — ведь я на сына молиться готова. Вот только профессия его мне не нравится: каждый день подвергается опасности. Последнее время ходит такой хмурый, озабоченный. Ест за обедом только в угоду мне, чтобы меня успокоить, а у самого, вижу, мысли далеко от еды. А вот и он!» — торопливо пошла навстречу сыну старушка.

Зенин бледен, едва держится на ногах от усталости, но нельзя расстроить и без того слабую здоровьем мать.

Весело идет ей навстречу, нежно целует вынянчившие его руки, доброе озабоченное лицо и старается, ловя пытливый, чуткий взгляд матери, занять ее внимание другим.

— Поздоровайся, мамочка, с Орловским да накорми нас скорее, родная, мы голодны, как волки. Смотри торопись, а то съедим тебя саму.

— Не верьте ему, Марта Ольгердовна, я скорее умру от голода, чем не только съем вас, но даже покушусь на один волосок с вашей головы, — наклонился, целуя руку старушки, Орловский.

— Ну уж, идите скорее в столовую, там есть много кое- чего повкуснее, чем мое старое тело.

В столовой, действительно, стол был полон мастерски приготовленных закусок. Таяли во рту пирожки Оксаны, а прекрасно изжаренных цыплят сменил воздушный пирог, и все это обильно поливалось недорогим, но хорошим вином.

За обедом перекидывались веселыми, ничего не значащими фразами — видимо, занимали и отвлекали от чего–то мать Зенина.

Но вот обед кончился. У старушки посоловели и часто мигают глаза: грешным делом привыкла соснуть часочек после обеда. Это знают и идут ей навстречу.

— Мама, родная, побалуй нас с Орловским, пришли ко мне в кабинет черное кофе и, если есть, ликер.

— Как не быть, — встрепенулась хозяйка. — Сейчас пришлю все с Оксаной, а я уж пойду полежу немножко, — ласково улыбнулась Марта Ольгердовна сыну и Орловскому.

Этого только они и ждали. С любовью поцеловали руку у милой хозяйки и перешли в кабинет.

Несколько минут хранили молчание.

— Ну? — коротко спросил Зенин.

— Плохо: ничего или почти ничего.

— Что же твоя собака? Ты так верил в чутье Нептуна.

— Что же, Нептун довел до вокзала, а дальше, понятно, потерял след. Что говорят соседи, ты знаешь. Боюсь, что напрасно мы тратим время, упорно бродя по окрестностям Борок.

— Да, кстати о Борках, — перебил его Зенин. — Там, на окраине, поселился Прайс. Интересный это субъект: живет одиноко, таинственно, никто о нем ничего определенно не знает. Если бы не погоня за убийцей и не необходимость ехать на днях искать его на юге, я бы не шутя последил за этим господином.

— Какой интерес может представлять это старье? Удивительно не любит его мой Нептун. Чует он его далеко, тут же становится у него дыбом шерсть, поджимается хвост, и он трусливо жмется к моим ногам. Сегодня в лесу мне показалось, что он попал на следы убийцы, — упорно нюхал кусты и тропинку, потом побежал с тем характерным потявкиванием, когда нападает на след, и вдруг, с вышеупомя- нутыми–то признаками, бросился мне под ноги: из кустов неожиданно вышел Прайс…

На минуту водворилось молчание.

— Я должен ехать на юг, Александр; но очень прошу тебя не оставлять слежку в Борках, окрестном лесу и ближайшем селе. У меня предчувствие, что именно там мы найдем кончик нити.

— Можешь ехать спокойно, — я не оставлю начатых нами розысков. Кстати, завтра храмовой праздник в Озерках. Это в пяти верстах за Богородским, пойду, потолкаюсь, посмотрю, послушаю.

— Хорошая мысль, я пойду с тобой! Смейся, если хочешь, но меня что–то толкнуло при слове «Озерки». Неужели нападем хоть на какой–нибудь след?!

— Очень возможно. На праздник обычно стекаются со всех окрестностей любители выпить и любительницы щегольнуть нарядами из девиц и молодух, ну, и парни не упустят случая поухаживать, а то и сорвать, что плохо лежит. В этих случаях лес–батюшка много видит и, до поры до времени, тайны хранит.

Задребезжавший звонок телефона прервал разговор.

— Слушаю… я, Зенин… Он здесь у меня… Слушаю… Сейчас выезжаем.

— Ну, Александр, едем. Звонил Кнопп. Вызывает обоих, и голос его не обещает хорошего.

— Э, ничего, Володя. К распеканциям его не привыкать стать. А ведь и ему не сладко с этим проклятым делом! Газеты не перестают обливать помоями, тоже и в его шкуру я

влезть не хотел бы.

Глава 13 Дача на опушке леса

Поздний темный июльский вечер.

Не ходит, а буквально мечется по своему кабинету Зе- нин, прислушиваясь к шороху за стеной, где укладывается спать его старушка–мать.