За закрытой дверью. Записки врача-венеролога - [3]

Это обстоятельство имеет иногда решающее значение, особенно при судебно-медицинской экспертизе в делах об изнасиловании. По этому признаку, когда других нет или они неясны, мы различаем половое и внеполовое заражение. Если женщина утверждает, что она стала жертвой насилия, а самые крупные железы врачи-эксперты находят, например, на шее, то они дают заключение в пользу обвиняемого.

В случае с учеником балетной школы железы — резче всего обозначались на пахах. Это указывало, во-первых, что заражение было половое, и, во-вторых, что микроб проник в организм где-то здесь.

Место проникновения яда представляет собой небольшую язвочку, сидящую на очень плотном и своеобразном основании. Тот, кто ощупывал пальцами это почти хрящевое образование, всегда сумеет отличить данное ощущение от сотни других.

Это и есть склероз.

Язвочка может исчезнуть, закрыться, зажить. Но след склероза, доступный глазу — или пальцу, обычно исчезает не скоро, если больной не лечится.

У моего пациента я не нашел никакого следа склероза. Это была загадка, над которой я размышлял у умывальника.

После того, как я вытер руки, я достал книгу для записи больных и стал заносить в нее сведения о пациенте. Как бы вскользь, я спросил его;

— Вы имеете дело с женщинами?

— Нет, — лаконично ответил он.

— Я вас прошу быт со мной откровенным, — оказал я. — Я задаю вам этот вопрос не из любопытства; речь идет о нашем здоровье. Дело не в пятнах и гораздо серьезнее, чем вы думаете. Говорите же правду.

Юноша в упор смотрел на меня.

— Я никогда не имел дела с женщинами, — повторил он.

Его голос внушал доверие. Но ведь и факты не лгали. В чем же дело?

Я попробовал подойти к нему другим путем. Я спросил, живет ли он один или в семье, любят ли его родные.

— Вы слыхали о венерических болезнях? Не болели ли вы ими раньше?

— Да, слыхал, — живо ответил он, — но у меня их никогда не было. Да и откуда взялись бы они у меня?

Я сделал вид, что поверил ему. Захлопнув книгу, я встал.

— Между прочим, — оказал я, — не было ли у вас недавно язвочки где-либо на теле, — в нижней части живота, на губах, на языке?

Юноша уклончиво покачал головой:

— Не было.

Я начал выходить из себя. Не могло же быть так, как он говорил! И к чему эта явная несуразная ложь.

Вдруг мне пришла в голову одна мысль… Это была совсем неожиданная, нечаянная мысль. Я сам не знаю, почему я остановился на ней. Может быть тому была причиной его стыдливость, которая показалась мне очень странной.

Но, как бы то ни было, я не хотел оттолкнуть соображение, которое могло привести к разгадке. Я знал, что, как врач, я всецело несу ответственность за свои слова, И я хотел полной ясности. Ведь я выносил приговор на многие годы, на всю жизнь, быт может.

— Разденьтесь, — сказал я, — я должен вас снова осмотреть.

На этот раз он не сопротивлялся. Очевидно, он уже был встревожен моими расспросами.

Я повернул его к себе спиной и заставил нагнуться. И тотчас же в глубине между ягодичными буграми, у самого анального отверстия, я увидел пятнышко. Оно было величиной с кнопочную шляпку и пигментировано. Я ощупал его пальцами. Оно было твердо, как хрящ.

Это было то, что я искал. Это был инфильтрат, то ничтожное скопление клеток, которое едва можно было разглядеть.

Это был склероз.

Но как он мог туда попасть?

Теперь я скажу вам о моей неожиданной мысли.

Я вспомнил театральные нравы. Правда, уже отживающие нравы.

И, как видите, я не ошибся. Этот мальчик начал опыт любви с любви педераста.

Одно мгновение, меньшее, чем мгновение молнии, осветило мне то, что называется душой и телом человека. Брезгливость, темная, почти инстинктивная, смешалась во мне с жалостью.

Я назвал юноше болезнь.

Он вздрогнул, издав какой-то странный звук, внезапно сорвавшийся. И замер на месте.

Я говорил долго. Это была лекция, смысл которой заключался в том, что ничего ужасного тут нет, что это болезнь, от которой надо лечиться. Это случается и с другими, и все вылечиваются. Надо только выполнять все указания врача, и тогда болезнь будет побеждена.

Юноша стоял, опустив голову и потупив взор. Я не знал, о чем он думал, но он, несомненно, думал не о том, что я ему внушал.

Он что-то прошептал.

— Ну, получайте первый укол, — деловито сказал я, обжигая на спиртовке иглу.

Молодой человек повернулся с видом сомнамбулы.

После укола он застегнулся.

— Значит, можно вылечиться? — спросил он негромко, уже стоя у двери.

— Конечно! — я похлопал его ласково и ободряюще по плечу. — Я вам гарантирую исцеление.

Вас, может быть, удивляет, почему я вспомнил театральные нравы?

Очень просто. Среди артистов однополая любовь широко распространена. По крайней мере, так было еще недавно.

Известно, что однополая связь широко распространена в тюрьмах и среди матросов. Понятно почему. Ограничение физиологической нормы ведет к извращениям.

Но отчего в театральной среде мы встречаемся с тем же самым явлением, с таким огромным числом адептов гомосексуализма? Ведь не есть же, в самом деле, артистичность одно из свойств гомосексуализма!

Напрашивается такое объяснение: извращение от пресыщения. Нервы требуют остроты ощущений. С этой точки зрения педерастия считалась проявлением дурной воли, и во многих государствах уголовный кодекс отводил этим преступлениям против нравственности особый ряд статей.