За языком до Киева - [5]
Так оно и получилось. Выяснилось, что, взяв наобум первый попавшийся топоним, географическое имя, мы рискуем сразу же натолкнуться на целый ряд вопросов и загадок.
Выяснилось, что с такими именами могут быть связаны очень сложные обстоятельства прошлого, что далеко не всегда можно сразу сказать: откуда имя взялось и почему его дали месту?
Стало понятно, что нельзя установить, как оно возникло, спроста, вслушиваясь просто в его звучание. Может, понадобится углубиться в историю того, что было им названо, принять в расчет особые причины, иногда очень неожиданные, прислушаться к свидетельствам, порою по внешности совершенно ничтожным. Вспомните: запись фамилии погибшего англичанина в дневнике Рудного — «Елиот», а не «Эллиот» — заставила нас допустить, что надпись на могиле русская, что финны не могли прямо прочесть ее и из чтения добыть свое слово «мякилуото». Одна буква как много меняет!
Словом, выяснилось немало. Но одно осталось туманным: а существенно ли это все? Есть ли какой-нибудь смысл в изучении географических имен? Имеют ли они какое-либо влияние на нашу жизнь? Стоит ли ими заниматься? Ну что ж… Окончательный ответ на эти вопросы вы сами дадите себе, когда дочитаете книгу до конца.
Прежде чем вплотную заняться самими именами мест, пожалуй, неплохо выяснить: а что собою представляют по численности все эти особенные языковые образования? Много их или мало?
Был случай, когда на одном публичном выступлении мне пришло в голову задать моим слушателям простой на поглядку вопрос: «Сколько, по-вашему, топонимов на земном шаре?»
Большинство скромно умолкло, и только один разбитной товарищ, в свою очередь энергично донимавший меня каверзными вопросами, снисходительно пожал плечами: «Это, товарищ лектор, все равно что спросить: сколько звезд видно на небе?»
Ну так вот: звезд, которые можно одновременно рассмотреть у нас над головой, — так записано в Большой Советской Энциклопедии, — около двух с половиной тысяч. А топонимов вокруг нас?
КАК ЗВЕЗД НА НЕБЕ
Прежде чем вплотную заняться самими именами мест, пожалуй, неплохо выяснить: а что собою представляют по численности все эти особенные языковые образования? Много их или мало?
Был случай, когда на одном публичном выступлении мне пришло в голову задать моим слушателям простой на поглядку вопрос: «Сколько, по-вашему, топонимов на земном шаре?»
Большинство скромно умолкло, и только один разбитной товарищ, в свою очередь энергично донимавший меня каверзными вопросами, снисходительно пожал плечами: «Это, товарищ лектор, все равно что спросить: сколько звезд видно на небе?»
Ну так вот: звезд, которые можно одновременно рассмотреть у нас над головой, — так записано в Большой Советской Энциклопедии, — около двух с половиной тысяч. А топонимов вокруг нас?
Есть подсчеты их численности в больших городах мира. В частности, в Москве, по данным географа Э. Мурзаева, в начале шестидесятых годов насчитывалось «более 5300 топонимов».
Имеются все основания предположить, что в Ленинграде, Киеве, Харькове, Баку, Ташкенте и других советских городах «первого ранга» число местных названий тоже даст величину, выражаемую четырехзначным числом.
А пространства между городами?
Я только что проделал такой несложный опыт: нашел на карте с масштабом пятнадцать километров в одном сантиметре место в Псковской области, случайно известное мне. Случайно — потому, что туда ездят на отдых мои дети.
Я поместил деревушку — она зовется КОТЕНИЦЫ — в центр квадрата 2,5 на 2,5 сантиметра, то есть площадью примерно около полутора тысяч квадратных километров. Сосчитал надписанные на карте названия, уместившиеся в прямоугольнике. Их оказалось, считая и реку Плюссу, шесть: ПОДОБРУЧЬЕ, ПОЛИЧНО, ГДОВ, МОШКИ, КРАПИВЕНСКОЕ и ПЛЮССА.
Если бы я отсюда рассчитал число топонимов по всему СССР, у меня получилось бы всего-навсего около 95–100 тысяч имен мест в его границах.
Но я взял другую карту, старенькую десятиверстку. И нашел то же самое место на ней и тоже окружил его квадратом со стороной в 2,5 сантиметра. И занялся подсчетом надписей-названий.
Хотя мой квадрат уменьшился теперь по площади (в натуре!) почти в десять раз, дело оказалось куда более сложным. В нем обнаружилось уже не шесть, а шестнадцать названий, и притом, за исключением Крапивенского и Котениц, все совершенно другие: квадрат-то уже не тот!
На территории СССР таких квадратов уместилось бы около 170 тысяч. Значит, я мог рассчитывать обнаружить в нашей стране уже 1 354 896 названий. Ну, скажем, 1 миллион 355 тысяч их.
Это более похоже на правду?
Я решил сделать контрольный эксперимент. «Вырезал» точно такой же квадрат в другом хорошо мне знакомом месте — в бывшем Великолуцком[4] уезде Псковской губернии, где прошло на реке Локне мое детство. Взяв карандаш, я стал подсчитывать то, что было обозначено на карте. Названий набралось 14. А затем закрыл глаза и припомнил вдобавок к ним те деревни в этом тысячекратно искрестанном мною в юности квадрате, память о которых сохранилась у меня в голове и теперь, сорок пять лет спустя. И — ахнул.
На той же стокилометровой площадке я без малейшего труда засек сорок девять хорошо мне знакомых имен населенных пунктов. Можно было бы прибавить к ним еще десяток мелких хуторков — каждый из них тоже обладал каким-либо названием. Но попутно, воображая свои пути от деревни к деревне, я быстро понял: между деревнями и вокруг них лежали рощицы и перелески. Я отлично знал и их имена: дача СТЕХНОВО, дача СИНЦОВО, роща ПОВАРИЩЕ. Я переходил, бродя там, болота, а они тоже назывались: ТРОСТА, БОЛЬШОЙ МОХ, АНКИПОВСКИЕ КЛЮКОВНИКИ… Там змеились речки и ручейки, у каждого было имя. Даже деревенские поля имели отдельные названия: СЕНЬКИН ВУЗОК, ЗАЯЧЬЯ ЛЫТКА, КАМЕНИСТКА, ДОЛГИЕ НИВЫ, КОРМЫ… Любой овражек был кем-то когда-то назван, и это название хранилось как зеница ока. И безусловно, при восстановленных моей памятью (сорока девяти) деревнях, вокруг каждой из них, на земле, составлявшей ее владение, густилось столько же, пятьдесят или шестьдесят, «внутренних топонимов». А кто сказал, что их не следует принимать в расчет, что они менее существенны или менее интересны для науки, чем имена столиц, областных городов или великих рек?
Авторы пересказали для детей циклы древнегреческих мифов о Язоне и о Геракле.
Лев Васильевич Успенский — классик научно-познавательной литературы для детей и юношества, лингвист, переводчик, автор книг по занимательному языкознанию. «Слово о словах», «Загадки топонимики», «Ты и твое имя», «По закону буквы», «По дорогам и тропам языка»— многие из этих книг были написаны в 50-60-е годы XX века, однако они и по сей день не утратили своего значения. Перед вами одна из таких книг — «Почему не иначе?» Этимологический словарь школьника. Человеку мало понимать, что значит то или другое слово.
Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
«…Церковный Собор, сделавшийся в наши дни религиозно-нравственною необходимостью, конечно, не может быть долгом какой-нибудь частной группы церковного общества; будучи церковным – он должен быть делом всей Церкви. Каждый сознательный и живой член Церкви должен внести сюда долю своего призвания и своих дарований. Запросы и большие, и малые, как они понимаются самою Церковью, т. е. всеми верующими, взятыми в совокупности, должны быть представлены на Соборе в чистом и неискажённом виде…».
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.