За языком до Киева - [3]

С одной стороны — да: Мак-Эллиот, Мякилуото… Очень похоже! Но в то же время тот, кто вслушивается в название, может заметить: что-то уж очень по-фински оно звучит.

Что значит «звучит по-фински»?

Я пишу эти строки в поселке на Карельском перешейке, который сейчас именуется Комарово. До Великой Отечественной войны он носил финское имя КЕЛЛОМЯКИ. По-фински оно значило «колокольная гора». Довольно ясно: «мяки» — гора, и имена, в которые входит «мяки», всего вероятнее, финские.

Но тогда становится очень существенным вопрос: а «луото», не значит ли и оно чего-либо по-фински?

Я смотрю в словарь и обнаруживаю: «luoto» — подводная скала, риф, каменистый островок. «После этого глыбистого гранита откроется Каллбода…» — записал Рудный.

Совпадение с неким значением одного из элементов, составляющих имя места, еще ни от чего нас не страхует. Чудак, который, узнав географическое имя ФУДЗИЯМА, название вулкана, стал бы объяснять его тем, что на вершине каждого вулкана есть кратер, то есть русская «яма», тотчас же уперся бы во второй составной элемент — «фудзи». По-русски «фудзи» ничего не означает, приходится обращаться к японскому языку: там оно значит «огонь», «пламя», «огненный». А «яма» по-японски, наоборот, — гора.

Два элемента уже что-то доказывают.

Ну что же, все стало ясным: Рудный не прав, и дело о Мак-Эллиоте, так сказать, «закрыто»?

Ничуть не бывало: оно только начинается.

Давайте рассуждать «натрое», а может, и «начетверо».

Самое простое предположение таково: был среди тысяч островков в финских шхерах один никому не нужный и неинтересный. Люди «называют» только то, что привлекает их внимание, в чем они кровно заинтересованы. О том, мимо чего проходят равнодушно, они иной раз упоминают и разве что описывают этот предмет, не присваивая ему никакого личного имени:

В море остров был крутой,

Не привальный, не жилой;

Он лежал пустой равниной,

Рос на нем дубок единый…

Помните, в «Сказке о царе Салтане»?

Не нужен никому «не привальный», «не жилой» остров, вот он и не назван. И нет у него имени. Но изменяются обстоятельства, и что-то привлекает к «пустой равнине» человеческое внимание. Неважно что: у берегов обнаружилось «ловкое место», на самом островке нашлась горшечная глина, кто-то взял да и поселился на нем и начал разбойничать. И тут сплошь и рядом безымянный островок переживает своеобразные «крестины». Вчера еще «рос на нем дубок единый», а сегодня он может уже стать «Дубовым островом», «Дуб-островом», «островом Зеленым», «Маячным» (дуб-то стал маяком, приметой!). Да мало ли еще какое имя может к нему прилепиться? «Мимо острова Буяна…»

Вполне возможно, что и в нашем случае произошла такая же история. То, что раньше просто описывалось — мякилуото, «каменистый островок», — превратилось в некий момент в Мякилуото — остров, носящий такое собственное имя. Кругом уйма столь же каменистых рифов, но только один — Мякилуото.

Разве не могло так быть? Вполне могло: в таком случае английская фамилия Мак-Эллиот никакого отношения к названию данного клочка земли не имеет. Простое совпадение: в городе Петровске на кладбище может находиться могильный камень с надписью: «Петр Петрович Петров». Из сего отнюдь не следует, что город назван в память об этом Петрове. Так и тут: простое совпадение. Случайность!

Но ничуть не менее правдоподобен и другой вариант.

Островок мог оставаться ничем не примечательным как раз вплоть до того времени, когда при неких нам неизвестных обстоятельствах на одной из плит была высечена надпись:

«Здесь погребен офицер флота Ее Величества Мак-Эллиот».

Представьте себе, что вскоре вслед за этим на заброшенную в волнах скалу случайно высадился какой-то «финский рыболов, печальный пасынок природы». Он видит могильный камень, видит английскую, вырезанную хорошо знакомым ему латинским алфавитом надпись на нем. Из длинного ряда слов ни одно ему не понятно: по-английски-то он не говорит. И только буквосочетание «Мак-Эллиот» что-то напоминает ему.

Что? Да, конечно, финское слово «мякилуото». И, как все не слишком образованные люди, будучи вполне уверен, что другие языки можно знать и не знать, но уж его-то язык, самый естественный, знает и понимает каждый, он решает: чужаки, кого-то зарывшие здесь в каменную могилу, просто были людьми малограмотными и всем известное финское слово «мякилуото» написали так странно. Неправильно. Он возвращается домой, рассказывает о неожиданном случае соседям, все едут, смотрят… И остров получает имя «Мякилуото», на сей раз уже при участии чужеземного мертвеца и некоторой ошибки, невольно допущенной местными жителями.

Если бы вам было известно, какое множество географических имен рождается из прямых ослышек, описок, из неточного понимания чужого языка, вы, бесспорно, признали бы такую версию вполне возможной.

Она требует, однако, одного непременного условия: надпись на плите должна быть начертана латинской азбукой, не русской: финны навряд ли прочитали бы русскую эпитафию, а те, которые могли бы это сделать, — то есть знающие русский язык! — не смешали бы фамилию с названием островка: они поняли бы смысл всего текста.