За все уплачено - [19]

На кухне у Натальи, в общем-то, было неплохо, но не век же здесь Нинке вековать, когда-то надо и о серьезном задуматься, а ничего серьезного без прочной хаты не свершишь. Нинка уже поняла, что московские мужики не в свой дом жену зовут, а сами на ее квартиру нацеливаются, и ужасных историй с этими квартирами она наслышалась уже достаточно.

Никакой сложности устроиться на стройку не было. На всех стендах объявлений о работе было много: приглашали куда и кого угодно, а условия расписывали уж такие соблазнительные, что непонятно было, почему на эту работу министры не устраиваются.

А главное, что приглашали разнорабочих, подсобников и вовсе без всякой специальности, обещаясь обучить по ходу дела.

Это Нинку более чем устраивало.

В понедельник она своим трудоустройством не озаботилась. Первый день недели, как всем хорошо известно, время для начала всякого дела совершенно непригодное.

Во вторник с утра настроила себя воинственно, умудрилась под рукомойником на кухне вымыться с ног до головы, но тут оказалось, что ночью ограбили квартиру Лимоновых, что жили на первом этаже.

Лимоновы на прошлой неделе укатили на свою дачу в Малаховку, там они развели парники, с которых на ранних помидорах и огурцах имели хороший рыночный навар. Но пока они об этом наваре рассуждали и суетились, ночью в их квартиру залезли через форточку, а уж через двери вынесли все, что могли. И вынесли достаточно много.

В Малаховку со страшной вестью снарядили съездить Нинку, и она поехала, доставила Лимоновых в Москву, и оба Лимонова, что муж, что жена, тут же заявили милиции, что ограбление их имущества произведено жильцами родного дома, потому что больше некому. Главным доводом послужило то, что уперли два дивана и тяжеленный дореволюционный буфет.

Лимоновы были правы, когда подозревали, что тяжеленный, как паровоз, буфет, понятно, на руках очень далеко не унесешь, и следовало, что перенесли его куда поближе. Но, с другой стороны, можно было осуществить ограбление при помощи транспортного средства, так что Лимоновым пришлось перед соседями извиняться и выставить несколько бутылок в счет компенсации за моральный ущерб.

Так Лимоновы и сделали, заявивши, что при пожарах и ограблениях семья, конечно же, несет громадные потери, однако, с другой стороны, быт семьи при грабежах очищается от лишнего хлама, поскольку ценные вещи давно уже переправлены в Малаховку и многого на похищенном имуществе бессовестные воры не наживут.

Но при этом жена Лимонова все приглядывалась на кухне Натальи, где распивали мировую, не мелькнет ли на столе мельхиоровая вилка или ложка из ее сервиза, единственно ценная вещь, которую похитили ночью бессовестные воры.

В среду идти устраиваться на работу просто не хотелось. То ли погода была не та, то ли настроение было еще более пасмурным, чем погода.

В четверг с утра устроил отходную-стремянную на кухне у Натальи Васька Селиванов – дальнобойщик. С утра пятницы ему предстоял далекий рейс, аж через всю капиталистическую Европу, как он сказал, до самой до Испании.

Ваську шумно проводили до автобазы.

А тут сразу наступил опять понедельник! Неизвестно, откуда вывалился.

Во вторник Нинка собралась с силами и пошла на стройку.

Где ее искать, над этим вопросом она долго голову не ломала, пошла по улицам куда глаза глядят, и как только увидела перед собой торчавшие в небо стрелы подъемных кранов, так к ним и свернула. Потом, понятно, уткнулась в полуразвалившийся забор, на котором висел плакат, сообщавший, что микрорайон обустраивает бригада под руководством прораба Николаева Н. И. и ему требуются специалисты всех строительных специальностей и без специальностей.

И как только Нинка увидела сварщика в маске, который под треск трансформатора тюкал клювиком и извергал голубые искры из чего-то железного, так и крикнула:

– Эй, а где здесь Николаев?

Сварщик скинул с лица щиток маски и переспросил.

– Прораб, что ли? В конторе его ищи! – И снова принялся плеваться во все стороны ярко-голубыми искрами из-под своих умелых рук.

Где тут найти контору – среди развороченных канав, груд перевернутой земли, пирамид ящиков, тут и там наваленных катушек электрокабелей, увязших в грязи грузовиков, бочек, штабелей досок, совершенно непонятных конструкций, – не мог бы разобраться никакой профессор.

Но Нинка шла, увязая по колено в грязи, пока не увидела четыре вагончика, стоявших в ряд. Над крышей одного из вагончиков торчала жестяная труба, из трубы валил густой дым, это, решила Нинка, и должна быть контора. Угадала, конечно.

Прораб Николаев оказался сердитым коренастым лысеющим мужиком. Щеки у него были тугие, до блеска бритые, а нос – рыхлым, пористым, наверное, обмороженным на верхних этажах строительства высотных домов, так решила Нинка. Он сидел за шатким столом при трех телефонах и с горой разбросанных бумаг. На скамейках вдоль вагончика сидели мужики в телогрейках, резиновых сапогах и касках на голове, кто в оранжевых, кто в белых. Каждый из них что-то орал. Никто друг друга не слушал.

Меньше всех прислушивался к этим крикам прораб Николаев.

Нинка поздоровалась, мужичье слегка притихло, заулыбалось, кто-то собрался что-то вякнуть при виде новенькой, но такое право было только у большого начальника, а самым большим начальником здесь был Николаев.