За все надо платить - [126]

– Интересно, – нахмурился Оборин, – а как же я объясню Александру Иннокентьевичу свое желание уйти?

– Господи, да ничего ты не должен ему объяснять! Ты находишься здесь до тех пор, пока нуждаешься в помощи, чтобы закончить творческую работу, понятно? Работу закончил – все, свободен, как птица в полете. Хочешь – оставайся, хочешь – уходи, на все твоя воля.

– И он меня так спокойно отпустит? – отчего-то засомневался он.

– А чего ему тебя держать? Зачем ты ему нужен? Конечно, отпустит. Когда я уйду, вызови его и скажи. Вот и все.

– Отлично, – улыбнулся Оборин. – И ты обещаешь, что будешь все свободное время проводить со мной?

– Обещаю. – Она снова поцеловала его, засунув руку под одеяло и погладив мускулистые крепкие бедра. – Кстати, почему ты лежишь? Ленишься? Или плохо себя чувствуешь?

– Ленюсь, – ответил он, стараясь говорить как можно убедительнее.

Он побоялся признаться, что плохо себя чувствует. А вдруг Ольга под этим предлогом захочет дать ему какую-нибудь отраву или, еще хуже, сделать укол? По крайней мере никто не контролирует, как он пьет микстуру. А с другими лекарствами этот номер может не пройти.

– А как твоя диссертация?

– Прекрасно. Осталось совсем немного – и вторая глава готова.

– Ну что ж, – Ольга ласково провела ладонью по его лицу, – тем лучше. Дописывай скорее, и займемся друг другом. Идет?

Она снова склонилась над ним и поцеловала, на этот раз долго и умело, так что у Оборина дух захватило. Когда она ушла, он долго смотрел на обшитую деревом дверь, что-то прикидывая в уме, потом решительно нажал кнопку вызова врача. Доктор Бороданков появился минуты через три.

– Слушаю вас, Юрий Анатольевич, – встревоженно сказал он. – Что-то случилось?

– Ничего, Александр Иннокентьевич, все в полном порядке. Хотел поблагодарить вас за великолепный уход и режим и предупредить, что завтра я хочу вас покинуть.

– Вот как? – удивился врач. – А почему? У вас же, насколько я помню, оплачено двухнедельное пребывание. Прошло только десять дней.

– Я закончил свою работу, так что теперь могу с чистой совестью возвращаться домой.

– Но мы не сможем вернуть вам деньги за четыре дня, – смутился Бороданков. – Наши финансисты на это не пойдут…

– И не нужно, – махнул рукой Оборин. – Не будем мелочными. Все в порядке, Александр Иннокентьевич. Мне осталось чуть-чуть подправить текст, как говорится, концы зачистить, так что сегодня я еще с большим удовольствием поработаю здесь, а завтра после завтрака хотел бы уйти домой. Это возможно?

– Ну разумеется. Вы можете уйти в любой момент, хоть ночью. Вы же знаете мой принцип: самый лучший режим – тот, который человек установил себе сам. Организм сам знает, когда и что ему делать, когда есть, когда спать, когда работать, когда гулять. Ни в коем случае нельзя его насиловать, навязывая ему кем-то придуманный режим. Что ж, Юрий Анатольевич, я искренне рад, что пребывание у нас дало тот самый результат, на который вы и рассчитывали. Глава написана, работа завершена, примите мои поздравления. Когда надумаете нас покинуть, вызовите дежурную медсестру, она проводит вас до выхода.

– Да я и сам не заблужусь, – засмеялся Оборин. – Я же помню, как вы меня сюда привели.

– Тогда вы должны помнить, что у нас все двери на замках, – весело заметил Бороданков. – Чтобы любопытные журналисты не совали сюда свои длинные носы.

* * *

Выйдя из палаты Оборина, Александр Иннокентьевич поспешил к себе в кабинет. По пути он заглянул в комнату медсестер. Ольга сидела, склонившись над журналом, и старательно что-то записывала.

– Олюшка, зайди-ка ко мне, – позвал он.

Когда они вошли в его кабинет, Бороданков быстро запер дверь на задвижку, схватил жену на руки и закружил по комнате.

– Мы на правильном пути! Оленька, мы на правильном пути! Оборин собрался уходить. Он успел закончить работу до того, как начались необратимые изменения. Он первый, кто закончил работу и завтра уйдет отсюда.

– Завтра?

Ольга вырвалась из объятий мужа и одернула белоснежный короткий халатик, высоко открывающий красивые ноги.

– Почему завтра? – спросила она, нахмурившись.

– А почему нет? – в свою очередь спросил Бороданков.

– Но… – Она осеклась. – Я хочу сказать, если он закончил работу, то может уйти сегодня. Почему нужно ждать до завтра?

– Ему так удобнее, – пожал плечами Александр Иннокентьевич. – Он сказал, что хочет еще поработать над текстом, вылизать его. Вполне понятно. Что тебя так удивило, я не понимаю. В конце концов, у него оплачено еще четыре дня.

– А как он себя чувствует?

– Не жалуется. Послушай, что мы ему даем? Какой вариант?

– Был сорок седьмой, а последние два дня – пятьдесят первый.

– Отлично! Просто отлично! – Бороданков потер руки, снова схватил жену в охапку и расцеловал в обе щеки. – Конечно, этот юрист чувствует себя неважно, это невооруженным глазом видно, хоть он и не жалуется. Но у него по истечении десяти дней еще достаточно сил для того, чтобы уйти. Это значит, что сорок седьмой и пятьдесят первый варианты наиболее близки к тому, что мы ищем. Мы уже на пороге, Оленька, осталось совсем немного. Еще чуть-чуть, еще одно усилие, еще один рывок – и мы с тобой победители. Ты понимаешь? Мы с тобой – победители!