За все хорошее - смерть - [2]

И здесь, на курорте, тоже. Папа весь отпуск с нами провел здесь. Даже ни разу не сказал, что ему необходимо хоть на два-три дня уехать. Только несколько раз он на полдня в Кисловодск из поселка уезжал, ему надо было в Баку позвонить, почти все время с нами был, а это не каждый год бывает…

…Не могу больше! Ноги подгибаются от усталости. Может быть, сказать им, что я совсем уже из сил выбился. Нет, не стоит, конечно! Да и пользы никакой не будет. Обзовут четырехглазым, а то еще и по шее дадут. При Каме. И зачем только я согласился с ними идти? Не хотел ведь. Точно помню — не хотел. Только собирался сказать Алику, что не пойду пешком, совсем уже было хотел отказаться, даже когда Сабир сказал, что я без разрешения своей мамочки только в школу хожу. И вдруг Камка говорит: «Что вы его уговариваете, по-моему, он и сам хочет пойти с нами». Хочет! Ничего я не хотел. Сам удивился, когда сказал, что пойду.

А они идут как заведенные. Правда, разговаривать перестали, молча идут, только запыхались. Они ведь до самого перевала не остановятся. Кто-то ведь первый должен сказать, что устал. А они умрут — не признаются, и Алик и Сабир. И все из-за Камки. Каждому дураку ясно, что они в нее влюблены оба. Интересно только, почему это Камка не устает? Вообще она здоровая, Камка, почти одного роста с Аликом и чуть ниже Сабира. И на целую голову выше меня. Ничего удивительного — у нас в классе все выше меня. А все из-за того, что я с шести лет в школу пошел. Даже шесть еще не исполнилось, когда я в первый класс пошел. Сперва не хотели принимать, а потом все-таки взяли в виде исключения, по разрешению роно. Потому что я читал свободно и примеры второго класса по арифметике решал. Это, прежде чем дать разрешение, меня в роно проверяли, и все удивлялись, что я так правильно читаю. Я и сейчас намного быстрее всех в классе читаю. Только я это скрываю, нарочно делаю вид, что читаю в несколько раз медленнее, потому что никто не верит, даже учителя не верят, что я так быстро читаю. А кому охота во врунах ходить? Я взял один раз у Сабира в школе книгу «Одиссея капитана Блада» почитать и вернул на следующий день. Он сперва подумал, что она мне не понравилась, раз я так быстро вернул, а когда я ему сказал, что очень понравилась, он ужасно разозлился и сказал, что если я раздумал читать, то надо так и сказать, а врать, что прочитал такую толстую книгу за один вечер, — просто нахальство. Он меня заставил все содержание пересказать и «Одиссеи», и «Хроники», а когда я кончил, все равно съездил по шее и сказал, что я, наверное, эту книгу прочитал еще раньше, а сейчас над ним просто издеваюсь. Сам он прочитал ее за десять дней. Когда читает он, у него становится очень серьезное лицо и шевелятся губы. Теперь если я беру у кого-нибудь книгу, то держу ее у себя несколько дней после того, как прочитаю, и только потом возвращаю. Так спокойнее.

Вдруг Кама остановилась, перевела дыхание, а потом спросила:

— Устали?

— Нет. — Это Алик сказал и даже головой помотал. — Я, например, не устал, — а у самого язык наружу высовывается, до того он «не устал».

А Сабир, тот просто удивленное лицо сделал: мол, что за вопрос.

— А ты? — это она у меня спросила. Смотрит на меня и улыбается.

У меня от этой улыбки почему-то подбородок дрогнул. Какой-то странный подбородок у меня, в самый неподходящий момент вдруг на нем кожа начинает дергаться. Всего один раз, но со стороны все равно, наверное, заметно. Я хотел тоже сказать, что не устал, но Кама успела раньше меня:

— И я устала. Просто с ног валюсь. Дойдем вон до того дерева и там устроим привал. Согласны?

Мы разлеглись на траве в тени дерева, и до того это было приятно, что просто слов никаких нет рассказать. Потом Кама достала из своего рюкзака бутерброды, и мы их моментально съели. Каждый по два бутерброда с яичницей. Хотели и остальные съесть, которые в наших рюкзаках, но Сабир сказал, что наедаться перед подъемом — самое последнее дело. Я бы еще таких бутербродов десять съел и то бы не наелся. Но с Сабиром лучше не спорить. Никому не советую. Мы посидели под тем деревом еще полчаса и за это время очень здорово отдохнули. Вся усталость начисто исчезла. Кама сказала, что, как только доберемся до перевала на шоссе, проголосуем какой-нибудь попутной машине, и на ней доедем до дома. Мне это предложение очень понравилось, а Сабиру и Алику, по-моему, не очень. Но они промолчали, ничего не сказали, только кивнули, сперва Сабир, потом Алик. А я даже кивать не стал, потому что им никому не интересно, что я думаю. Потом они стали о чем-то разговаривать. Я сперва слушал, а потом перестал, потому что вспомнил одно стихотворение, я часто вспоминаю, и каждый раз, как только вспомню его, по коже начинают бегать мурашки, даже дыхание у меня перехватывает и в животе становится холодно, когда я вспоминаю это стихотворение, особенно когда я один и никто не мешает его повторить про себя. Я рассказал как-то об этом маме, а она мне сказала: это оттого, что я очень впечатлительный и мне рано еще читать такие стихи. Я спросил, почему же рано, но она объяснять мне ничего не стала, сказала: «Рано, и все», — и вид у нее был очень недовольный.