За волной океана - [23]

Они долго молчали, каждый думая о своем.

— Вы проводите меня домой? — неожиданно спросила Варя и невольно покраснела. В настороженных глазах Покрасова она увидела какое-то странное беспокойство. Ей показалось, что ее просьба озадачила его и он не знал, как поступить. Торопливо, словно боясь, что не успеет это сделать, она добавила: — Нет, не надо. Сама доберусь. Ведь мы приедем в город утром, а не ночью.

Он улыбнулся ей, улыбнулся мягко, доверчиво, словно они уже были давно знакомы.

— Отчего бы вас и не проводить домой? Нам ведь по пути.

Покрасов, сам того не замечая, загляделся на девушку. В ее глазах светились искорки. Казалось, что эта девушка никогда не грустила.

— О чем вы задумались? — спросила Варя.

— О вас...

Он сказал это тихо, едва шевеля губами, но твердо, взглянув при этом ей в глаза. И как был огорчен, когда увидел в них настороженность. Невольно стал себя упрекать: «Чудак я, зачем так сразу наступать? Эх, Игорь Борисович, нет у тебя такта, нет подхода, идешь в лобовую атаку, а свой тыл не обеспечил: потерпишь поражение...» Ему вдруг захотелось взять ее за руку, он чуть было это не сделал, если бы Варя так пристально не посмотрела ему в лицо. Глаза ее будто говорили: «Только без шалостей. Я этого не люблю». Он смутился, покраснел, будто в чем-то провинился. Она, видно, догадалась о его чувствах, потому что, слегка улыбнувшись, спросила:

— Обо мне думаете? А что, если не секрет?

— Вы — красивая, добрая, но, видно, мой корабль уже уплыл.

Варя вздохнула:

— Вам лучше знать... — И тут же перевела разговор на другую тему. — Я немного волнуюсь. Отец обещал меня встретить... Из Москвы говорила с ним по телефону, но так уж вышло, что попала не на свой рейс. А вас кто-нибудь встречает?

— Нет. Я не люблю, когда меня встречают.

— Я, когда была маленькой, часто встречала отца с моря, — призналась Варя. — Мама меня брала с собой на причал, и я как зачарованная смотрела на корабль.

Покрасов неторопливо стал листать книгу, понимая, что теперь ему не до чтения.

Быстро пролетело время, и вот уже самолет пошел на посадку.

Когда пассажиры стали выходить из салона, Покрасов хотел было взять у нее чемодан, чтобы донести до выхода в город, но она сухо возразила:

— Спасибо, я сама.

Покрасов смутился. Видно, не хочет, чтобы отец увидел ее с ним. Он переступил с ноги на ногу, ладонью коснулся подбородка. На его лице выразилась некоторая растерянность.

— Извините, но я хотел бы убедиться, что вас встречают. Ведь отец может и не приехать. Со мной такое случалось. Жена прислала телеграмму, чтобы вечером встречал на вокзале, а днем наш корабль по тревоге вышел в море, и я встретился с ней только через трое суток.

«Значит, он женат, а я-то...» — упрекнула себя в душе Варя и неожиданно спросила:

— У вас есть дети?

— Дочурка, ей пять лет.

«Семейный, а заигрывает», — усмехнулась в душе Варя и, сама того не желая, сказала грубо:

— Торопи́тесь домой, а то, наверное, жена вас заждалась...

Покрасов зашагал к зеленому «газику», стоявшему неподалеку от автобусной остановки. И, сам того не желая, вдруг отчетливо вспомнил, как навсегда прощался со своей женой. В тот день корабль под вечер вернулся с моря, и не успел он снять с себя походный реглан, дежурный по бригаде пригласил его к себе и коротко бросил: «Скорее в госпиталь. Вашей жене плохо». Сейчас он уже не помнит, как добрался до госпиталя, как вошел в палату, где лежала Оля. А вот ее лицо крепко врезалось в память. Не лицо — желтая маска, в глазах — темнота, казалось, жизнь ушла из них. Оля лежала не шевелясь, но, увидев его, обрадовалась, чуть-чуть свела тонкие губы в улыбке. «Домой я уже не вернусь...» — тихо, почти беззвучно сказала она; на ее ресницах засверкали слезинки. Игорь старался успокоить ее, говорил, что она скоро поправится, хотя уже знал от врачей, что жена обречена, что жить ей осталось совсем немного. Он сидел рядом с ней, видел, как она умирала, и едва сдерживал слезы. Оля спросила, где дочурка и почему он не взял ее с собой. «И с ней я хотела проститься, — прошептала она. — Я умираю... Ты побереги нашу Аленку. Один не живи, женись, дочери нужна женская ласка».

Оля умерла, тихо, беззвучно.

С тех пор прошло три года. Дочь Покрасов отвез к своей матери в станицу. Она там привыкла, привязалась к бабушке. Правда, когда он был в отпуске, Аленка спросила: «А меня на корабль возьмешь?» Он ответил: «Вот подрастешь, и обязательно возьму!» Дома он скучал по дочери, хотя прекрасно понимал, что взять ее к себе пока не может.

«Один не живи, женись, дочери нужна женская ласка» — эти слова Оли порой до боли терзали его.

Варя сидела на диване в углу. В зале было тихо. Она подумала о Покрасове — интересно, уехал ли он? Конечно же уехал. Неожиданно она призналась себе, что он понравился ей. Красивое, резко очерченное лицо, темно-зеленые глаза, взгляд хотя и суровый, но, видно, добрый, с легким прищуром. «Если он и вправду живет в Синеморске, я увижу его», — подумала она, ощутив на сердце тепло от этой мысли.

На дворе темным-темно, завывала метель. А здесь уют и тепло. Варя задремала, прислонившись к спинке дивана. Кто-то тронул ее за плечо. Она открыла глаза и не сразу сообразила, что ей улыбается Покрасов.