За веру отцов - [29]
Но как только казак выпустил свою жертву, Шлойме снова упал на землю и закрыл ладонями лицо.
— Ничего ты с ним не сделаешь. Видал я таких. Взял одного в Корсуне, молодой, красивый, жаль было убивать. Дочь хотел ему отдать в жены. «Крестись, — говорю, — дочь за тебя отдам, в Сечь со мной пойдешь, казаком станешь». Ничего не помогло, пришлось убить. Упрямый народ! Их всех раввины заколдовали. Им раввины такое красное вино дают, оно им не позволяет забыть их веру. Убей лучше, и дело с концом.
— Раввины дают им кровь пить, когда обрезание делают. В этой крови такая сила, что каждый раз, когда они хотят креститься, она им не дает, — сказал другой.
— Говорят, они перед смертью видят свет, а в этом свете — лицо матери. Потому и не могут свою веру оставить. Но если завязать им глаза, то покрестить можно.
— Какая разница, все равно ничего с ним не сделаешь. Убей, да и все.
— Отдай его мне! — попросил другой.
— На что тебе?
— Я его к своей бабушке отправлю.
Казаки рассмеялись.
— Лучше убей, не мучай, грешно над Божьим созданием издеваться, — сказал старый казак.
— Верно говоришь, дядюшка, лучше убить, — согласился тот, что вытащил Шлойме из воды.
Вдруг послышались звуки струн. К казакам подошел старик, опираясь на палку, с лирой в руке.
— Что смеетесь, казачки?
— Да вот, дедушка, еврея поймали, не знаем, что с ним делать.
— Продайте Мурад-хану. Он евреев покупает, за старых платит серебром, за молодых золотом. Может, выторгуешь еще кувшин татарского пива, друзей угостишь. Хитрый он, Мурад-хан. Персидские ковры и сабли получает за евреев в Турции. А наши братишки не берегут свое добро, убивают евреев. В Константинополе за них большие деньги дают.
— Правду ты говоришь, дедушка, не знают наши братишки, как обойтись с таким товаром, — согласились с ним.
— Дедушка, отведи нас к Мурад-хану, — сказал казак, поднимая Шлойме за ворот и таща за собой.
— Отпусти его, сынок, не надо. За мертвого еврея Мурад-хан ничего не заплатит, — сказал старик. — Лучше дай ему глотнуть горилки, он и приободрится. Глядишь, заскачет как жеребенок. Пусть оживет немного.
Один из казаков поднес к губам полумертвого Шлойме медную флягу и начал лить ему в рот.
— Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь один, — услышал Шлойме над ухом.
Еще не совсем очнувшись, в полузабытьи, Шлойме повернул голову и увидел рядом старика. Тот тихо произнес:
— Что спишь, друг? Поднимайся, благодари Бога.
Голос показался знакомым, очень знакомым, но Шлойме не мог вспомнить, где его слышал.
Огромный двор был окружен частоколом. Из-за частокола доносился напев, тихое бормотание, слова еврейской молитвы. У ворот сидел на ковре Мурад-хан, молчаливый, болезненный на вид, с длинными обвисшими усами и потухшим взглядом. Рядом пылал бочонок смолы. Перед ханом стояли столбики серебряных и медных монет, лежали турецкие платки, посуда, разные вещи для обмена. По бокам стояли два татарина с покрытыми головами и выкрикивали по-казацки:
— Ведите ваших пленных к Мурад-хану, братишки! Мурад-хан, великий торговец, покупает невольников, платит турецкой монетой.
Низкорослый татарин подошел к казакам, осмотрел Шлойме, ощупал его и показал на две кучки монет.
— И бочонок пива, — начал торговаться казак.
Татарин помотал головой.
— А нет, так убью его, как Бог свят. Или добавишь бочонок пива, или убью.
Татарин подошел к Мурад-хану, который сидел, скрестив ноги, мрачный, безмолвный, как человек, съедаемый каким-то недугом. Равнодушное лицо, мутные, ничего не выражающие раскосые глаза. Мурад-хан тоже помотал головой.
— Ну так убьем его, а вам не продадим.
— Погодите, казачки, погодите! — сказал старый лирник и зашептал татарину на ухо, указывая на Шлойме. — Это важный еврей, большой раввин, я его знаю. В Смирне евреи хорошие деньги дадут, чтобы его выкупить.
Татарин снова подошел к Мурад-хану и передал ему слова старика. Хан кивнул. Татарин принес казакам кувшин пива, Шлойме отвели во двор к другим пленным. Из-за частокола доносилось: «Господь — свет мой, спасение мое. Кого мне бояться?»
— Пойдемте, братишки, выпьем. А ты, старик, сыграй нам, чтоб и весело было, и грустно.
Казаки уселись в кружок, лирник ударил по струнам и запел:
И с той стороны частокола донеслось:
Глава 9
Жребий
В степи горел костер, потрескивали ветки. У огня ссорились трое казаков.
— Я первый ее увидел, значит, моя, — говорил один из них, старший.
Пламя освещало его обветренное широкое лицо. Маленькие глазки, будто изюмины, воткнутые в тесто, посверкивали из темноты. Он наклонился к девушке, которая лежала на голой земле, укрытая белой казачьей рубахой. Возле девушки, будто охраняя ее, стояла на коленях старуха. Казак протянул к девушке жилистую волосатую руку, но старуха его оттолкнула.
В новелле "Люди и боги" Шолом Аш выразил свое отношение к религии. Живут две женщины под одной крышей. Боги у них разные. Одна молится Иегове, другая Христу. Церковь и синагога враждуют между собой, их боги ненавидят друг друга. И женщинам, согласно религиозной морали, полагается быть в состоянии войны. Но единая, трудом отмеченная судьба этих женщин объединяет их на каждом шагу. Они трогательно заботятся друг о друге, помогают друг другу, делятся последним куском хлеба. Их взаимоотношения, вопреки религиозным проповедям, зиждутся на неизменном согласии и прочном мире. В настоящий сборник лучших произведений Ш.Аша вошли роман "Мать", а также рассказы и новеллы писателя.
Обычная еврейская семья — родители и четверо детей — эмигрирует из России в Америку в поисках лучшей жизни, но им приходится оставить дома и привычный уклад, и религиозные традиции, которые невозможно поддерживать в новой среде. Вот только не все члены семьи находят в себе силы преодолеть тоску по прежней жизни… Шолом Аш (1880–1957) — классик еврейской литературы написал на идише множество романов, повестей, рассказов, пьес и новелл. Одно из лучших его произведений — повесть «Америка» была переведена с идиша на русский еще в 1964 г., но в России издается впервые.
"Характеры, или Нравы нынешнего века" Жана де Лабрюйера - это собрание эпиграмм, размышлений и портретов. В этой работе Лабрюйер попытался изобразить общественные нравы своего века. В предисловии к своим "Характерам" автор признался, что цель книги - обратить внимание на недостатки общества, "сделанные с натуры", с целью их исправления. Язык его произведения настолько реалистичен в изображении деталей и черт характера, что современники не верили в отвлеченность его характеристик и пытались угадывать в них живых людей.
Роман португальского писателя Камилу Каштелу Бранку (1825—1890) «Падший ангел» (1865) ранее не переводился на русский язык, это первая попытка научного издания одного из наиболее известных произведений классика португальской литературы XIX в. В «Падшем ангеле», как и во многих романах К. Каштелу Бранку, элементы литературной игры совмещаются с ироническим изображением современной автору португальской действительности. Использование «романтической иронии» также позволяет К. Каштелу Бранку представить с неожиданной точки зрения ряд «бродячих сюжетов» европейской литературы.
Представляемое читателю издание является третьим, завершающим, трудом образующих триптих произведений новой арабской литературы — «Извлечение чистого золота из краткого описания Парижа, или Драгоценный диван сведений о Париже» Рифа‘а Рафи‘ ат-Тахтави, «Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком» Ахмада Фариса аш-Шидйака, «Рассказ ‘Исы ибн Хишама, или Период времени» Мухаммада ал-Мувайлихи. Первое и третье из них ранее увидели свет в академической серии «Литературные памятники». Прозаик, поэт, лингвист, переводчик, журналист, издатель, один из зачинателей современного арабского романа Ахмад Фарис аш-Шидйак (ок.
«Мартин Чезлвит» (англ. The Life and Adventures of Martin Chuzzlewit, часто просто Martin Chuzzlewit) — роман Чарльза Диккенса. Выходил отдельными выпусками в 1843—1844 годах. В книге отразились впечатления автора от поездки в США в 1842 году, во многом негативные. Роман посвящен знакомой Диккенса — миллионерше-благотворительнице Анджеле Бердетт-Куттс. На русский язык «Мартин Чезлвит» был переведен в 1844 году и опубликован в журнале «Отечественные записки». В обзоре русской литературы за 1844 год В. Г. Белинский отметил «необыкновенную зрелость таланта автора», назвав «Мартина Чезлвита» «едва ли не лучшим романом даровитого Диккенса» (В.
В сборник крупнейшего словацкого писателя-реалиста Иозефа Грегора-Тайовского вошли рассказы 1890–1918 годов о крестьянской жизни, бесправии народа и несправедливости общественного устройства.
В однотомник выдающегося венгерского прозаика Л. Надя (1883—1954) входят роман «Ученик», написанный во время войны и опубликованный в 1945 году, — произведение, пронизанное острой социальной критикой и в значительной мере автобиографическое, как и «Дневник из подвала», относящийся к периоду освобождения Венгрии от фашизма, а также лучшие новеллы.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.