За тридевять земель - [72]

В начале 1817 года главный правитель Баранов направил в Монтерей шхуну «Чириков» под командой лейтенанта флота Подушкина, поручив ему потребовать от нового губернатора полковника Пабло Винсенте де Сола «непременного освобождения служащих Компании и сверх того постараться согласить губернатора на производство общего промысла в заливе Святого Франциска, с платою за приобретение Компанией доставшихся на долю испанцев мехов от 15 до 20 пиастров за морского бобра и по три пиастра за кошлака». Губернатор принял посланника Баранова весьма благосклонно, разрешил произвести расторжку, но освободил лишь пятнадцать человек пленных, ссылаясь на невозможность теперь же доставить остальных «по разослании в более отдаленные места», что обещал, впрочем, уладить в самом скором времени.

Следующий этап переговоров о торговле и возвращении пленных алеутов относится к тому периоду, когда на должность главного правителя Русской Америки заступил известный мореплаватель капитан-лейтенант Леонтий Андреянович Гагемейстер. Поводом для начавшихся переговоров послужил оставшийся за испанцами долг. Де Сола, уже ни словом не упоминающий о незаконности заселения Росса, распорядился немедленно возвратить всех алеутов. Одновременно он изъявил пожелание купить для войск, состоящих под его началом и не получавших ничего, помимо продовольствия, в течение семи лет, «разных товаров и припасов» на 25—30 тысяч пиастров «с платою за них векселями на главного комиссара в городе Гвадалахаре». Понимая дурное финансовое состояние испанских колоний и сомнительную верность уплаты, Гагемейстер почел за благо уклониться от подобного предложения по причине того, что РАК «не имеет ни одного человека в Гвадалахаре, который бы мог получать деньги». Потому расторжки, как и прежде, продолжали производиться россиянами преимущественно с настоятелями францисканских миссий.

«Гишпанцы, не имея средств вытеснить силою пришельцев с земли, которую почитают своею, прибегли к другому, медленному, но верному способу: они начали окружать Росс новыми миссиями, которые, стесняя заселение сие со всех сторон, отнимут у него возможность распространяться и заставят, наконец, покинуть заведение, которое, развлекая силы колоний, в теперешнем его виде не может им никогда принести значительной пользы; да и при большем распространении может доставлять такие только статьи, которые и без того торговлею безубыточно приобретать можно»,— писал капитан-лейтенант флота Российского граф Ф. П. Литке. В 1818 году, во исполнение коварно задуманного плана, выстроена была «ничтожная миссия» Сан-Рафаэль, расположенная на расстоянии двенадцати лье южнее бухты Бодега-Румянцева. В следующем году заложили миссию Сан-Пабло, за ней — Сан-Лоренцо и Сан-Игнасио. В августе 1823 года францисканцы Алюрос и Фортуни основали миссию Сан-Франциско Солано в расстоянии тринадцати лье к северу от Сан-Рафаэля. Затем были заведены миссии Сономи и Санта-Роза в расстоянии шести лье от земель Колонии Росс. Однако на большее ни у миссионеров, ни у губернатора не хватило ни людей, ни средств.

За всем изложенным ни планам Н. П. Резанова, ни проектам Д. И. Завали-шина не суждено было осуществиться. Тем более что медлительная тогдашняя дипломатия не поспевала за калифорнийскими событиями, начиная от отделения Мексики от Испании 28 сентября 1821 года и кончая провозглашением ее республикой в 1824 году. По мнению барона Ф. П. Врангеля, «препятствия были бы устранены, если б наше правительство вступило в прямые сношения и переговоры с правительством Мексики. Переговоры эти были тем необходимее, что требования об оставлении Росса не прекращались». Немедля по отделении Мексики от Испании прибыл в крепость Росс в сопровождении многочисленной свиты дон Августин Фернанд де Винцент — посланец полковника А. Итурибде, провозглашенного тогда императором Мексики Августином I. Поинтересовавшись, есть ли у правителя бумаги от гишпанского и российского дворов на право занятия сих земель под селение и «не получив удовлетворительных объяснений по этому предмету, он потребовал, чтоб селение Росс было снято в продолжение шести месяцев, грозя в противном случае прибегнуть к мерам принуждения». Главное правление Российско-Американской компании, в который уже раз, вошло с представлением к графу Нессельроде о возобновлении переговоров с Фердинандом VII, на что был получен исчерпывающий ответ: «Его Величество изволили признать бесполезным заводить об оном ныне прения с Гишпанским правительством, поелику власть Его, при настоящих смутных обстоятельствах в Американских Его владениях, не простирает на оные своего действия». Что до мексиканского правительства, то «мы ни в какие сношения с ним не вступаем и, следовательно, не можем обратиться к Нему и по делам, относящимся до прав Наших над селением Росс и над землею, оным занимаемой».

Из «Записок» Д. И. Завалишина:

«Подчинение Калифорнии России принесло бы собою значительные выгоды... Всем разумеющим дело известны были причины, по которым ключ ко владычеству над Великим океаном надобно было искать не на азиатском берегу, а на западном берегу Северной Америки. Только на этом берегу, даже далеко к Северу, можно было найти никогда не замерзающие гавани, допускающие во всякое время свободный вход и выход. Что касается до Гишпании, то единственное средство, как они сами видели, состояло в том, чтобы соединиться с Россией. Все, что разумно могли желать они, было бы им обеспечено. Монахам были предоставлены доказательства веротерпимости России, имевшей у себя несколько миллионов католиков, военным являлась возможность зачисления на службу, постоянное пребывание судов увеличило бы средства жителей и дало бы поощрение хозяйству, сделав его более выгодным и так далее. К чести гишпанцев надобно сказать, что все условия, или точнее сказать, покамест еще желания, какие выражали в разговорах со мною влиятельнейшие из них, были как нельзя более удобоисполнительны и разумны. Такими признали их в свое время Н. С. Мордвинов и тогдашние директора Российско-Американской компании. Разумеется, если бы правительство согласилось на присоединение всей Калифорнии, то, по возвращении моем в Калифорнию или по прибытии другого какого-нибудь уполномоченного лица, должен быть заключен письменный договор, подобно договору, который гишпанский губернатор самостоятельно заключил с Хлебниковым...»