За тридевять земель - [24]

Он неожиданно повернулся и увидел ее.

— Я искал тебя, — сказал он тихо. — Твоя машина все еще здесь, но тебя не было у Деллы.

— Не было, — согласилась она, избегая смотреть на него. — Она не сломана, — добавила она.

— Хорошо.

— Только вывих. Бинты можно снять через несколько дней.

— Да, извини.

— Это не твоя вина.

Она не знала, что он имеет в виду, когда извиняется. Но это не имело значения.

— Ты, наверно, голодна.

— Не особенно.

— Тебе надо поесть.

— Да.

Может, поэтому у нее кружилась голова? От голода? И еще она ощущала слабость. Или, может, солнце светило слишком ярко. Много причин.

— Где ключи от машины?

Неуклюже опираясь на костыли, она вынула ключи из сумки и протянула ему. Открыв пассажирскую дверь, он помог ей сесть. Не дотрагиваясь. Очень осторожно. Положив костыли сзади, сел рядом.

— Ты еще не видела по-настоящему Гибралтара, не так ли?

— Не видела.

— Что ты знаешь о нем? — спросил он, заводя машину.

— Не много, только что здесь есть обезьяны, красные телефонные будки и старые добрые английские полицейские.

— Да, маленький кусочек Англии. Здесь около шестидесяти обезьян. И по легенде они прибыли из Марокко по туннелю под землей. — (Она улыбнулась). — Вопрос о принадлежности Гибралтара Великобритании поднимается ежегодно. Испания требует пересмотра границ. Английское правительство только улыбается и говорит: «Извините». Здесь живут генуэзцы, еще есть мальтийцы, испанцы, индийцы и марокканцы. И все такие же англичане, как Биг-Бен. Английский — официальный язык, хотя большинство населения двуязычное.

— А ты?

— Я тоже. Слева напоминание о войне. — (Взглянув, она кивнула.) — Во время обеих мировых войн мы обеспечивали безопасность гавани, где союзники могли ремонтировать корабли и держать склады с оружием. Аэропорт был построен во время Второй мировой войны, что означало исчезновение футбольных и крикетных площадок.

Абби знала, что он говорит только для того, чтобы говорить. Говорит то, что приходит в голову, чтобы избежать разговора о том, что произошло в больнице. Может, оно и к лучшему.

— Тебе, конечно, известно, что генерал Франко закрыл границу и она была закрыта до восемьдесят пятого года. Странно, но это только усилило наше желание оставаться под Британией и разорвать связи с Испанией. Некоторые гибралтарцы даже были расстроены, когда границу открыли. Мне кажется, им нравилось уединение. Мы подъезжаем к Каталанскому заливу. Слишком застроено, но места здесь потрясающие. Все пляжи расположены на этой стороне мыса.

Она кивнула и перевела взгляд на залитое солнцем Средиземное море. Все скалы здесь, казалось, состояли из известняка. Не то чтобы известняк ее очень уж интересовал, но это был повод для разговора.

— Раскопки известняка?

— Его использовали для очистки воды.

— Использовали?

— Да, сейчас есть более современные способы очистки.

Он продолжил объяснение системы водоочистных сооружений в Гибралтаре.

Час спустя он остановил машину рядом с канатной дорогой.

— Здесь есть маленькое кафе, совсем недалеко.

— Я не могу.

— Там есть терраса с прекрасным видом, — быстро добавил он. — Я знаю, что ты не ходишь в рестораны, но подумал, что…

— Хорошо, — прервала она. — На террасе, должно быть, приятно.

Она подумала, что в кафе ей будет легче находиться, чем в машине наедине с ним. Сэм вылез из машины, достал костыли и, открыв дверь, протянул их ей. Он был очень напряжен.

— Здесь ступеньки.

— Я справлюсь, — тихо ответила она.

Ковыляя позади него, она поднялась по деревянным ступенькам на террасу и села под широкий зонтик. Ничего не было сказано о том, где она будет обитать, пока ее лодыжка не заживет. Ни слова не было сказано о произошедшем в коридоре больницы. Почему он был в ярости?

Улыбающаяся женщина поприветствовала Сэма, посочувствовала Абби по поводу лодыжки и протянула им меню.

Сэм даже не открыл свое меню, просто заказал бургер и салат.

— Лучший в городе, — объяснил он Абби.

— Тогда мне то же самое.

— Что вы будете пить? — поинтересовалась официантка.

— Кофе с молоком и воду.

Она не спросила Сэма — наверное, знала, что он обычно пьет.

Когда она ушла, возникла пауза.

— Ты пила что-нибудь холодное по дороге сюда?

— Извини?

— Я думаю о том, что случилось с твоим желудком. Туристы всегда пьют много холодных напитков из-за жары. А это вредно.

— О, я запомню.

— Конечно, если ты не ела в ресторане…

— Да, скорее всего, ты прав.

Снова повисло молчание. И чтоб хоть как-то нарушить его, Абби выпалила:

— Ты, наверное, знаешь многих здесь. Территория-то такая маленькая.

— Да.

— И мне кажется… — оборвав фразу, она вдруг поняла, что должна сказать что-то другое, что занимает ее мысли. — Откуда такая ярость, Сэм?

Наблюдая за маленьким голубым вагончиком на канатной дороге, она ждала ответа.

— Ярость? — переспросил он.

— Да, в больнице, когда я поцеловала тебя.

— Я не был в ярости.

Повернувшись к нему, она спросила:

— Тогда что это было? Злость?

— Тебе лучше оставаться у меня в квартире, пока ты не поправишься. Я перееду на время к Грегу.

— Спасибо.

Принесли еду. Они ели молча, погруженные в свои мысли.

Когда тарелки унесли и подали кофе, Абби медленно начала размешивать сахар.

— Почему тебе нравится раздражать людей? — внезапно спросил он. Казалось, ему действительно было интересно. — Ты сказала, что специально тренировала свою равнодушно-загадочную улыбку. Зачем?