За тайнами Плутона - [85]
Выпускные экзамены уже начались. Желаю Вам полного успеха в них.
С сердечным приветом — В. Обручев».
И, наконец, третье письмо — отрывок из него:
«…Вы любезно дали мне отзыв о ней и строго высказались, что она не заслуживает помощи, так как комсомолке это не прилично, не соответствует ее званию. И все-таки я ей послал небольшую сумму на оплату дороги; мне было жаль, что она три года уже не могла посетить своих родных, не имея на это средств…»
Бывало, конечно, что люди беззастенчиво пользовались добротой Обручева.
Некий И. М. - назовем его так — написал Владимиру Афанасьевичу первое письмо еще пионером. Потом — второе, третье, десятое… Потом, став студентом, попросил денег на покупку приемника. Вслед за этим на лечение, на поездку в Карловы Вары. А после кончины Владимира Афанасьевича пришел просить денег у родственников и очень обиделся, получив отказ:
— Владимир Афанасьевич всегда давал…
В детстве И. М. писал — я знаю, что стану известным, что стану великим… А после кончины немало сделавшего для него человека продал в архив его письма. Не отдал, а продал по сходной цене. Так они и хранятся в архиве, эти проданные письма: «Дорогой И…»
К счастью, это только исключение. Наверное, чаще все-таки уроки доброты не проходят бесследно. И три года спустя Владимир Афанасьевич с удовлетворением писал:
«Студентка из Иванова, которой я помог съездить на лето в Сибирь, писала мне и хотела вернуть деньги. В ответ я просил ее послать их одной нуждающейся на Кавказе…»
В 1950 году В. А. Обручеву была вторично присуждена Сталинская премия 1-й степени — на этот раз за труд «История геологического исследования Сибири» в пяти томах. В 1953 году он был награжден орденом Ленина за выслугу лет, а затем еще одним орденом Ленина — пятым по счету — «за выдающиеся заслуги и в связи с 90-летием».
Торжественное заседание проходило в Москве, в Институте геологических наук. Выступали академик Д. И. Щербаков, академик Д. В. Наливкин, ученики. А на дачу в Мозжинку (под Звенигородом), где все последние годы жил Обручев, приехали президент Академии наук академик Александр Николаевич Несмеянов и главный ученый секретарь Президиума академик Александр Васильевич Топчиев.
Владимир Афанасьевич редко уже выезжал в Москву — замучили бронхиты, воспаления легких, которые возникали при малейшей простуде.
«Начавшаяся после дня моего 90-летия… нагрузка меня всякими просьбами, присылками статей на отзыв, на помещение в журнале довели меня до полного переутомления, и я уже полтора месяца назад получил предложение врача прекратить умственную работу, а недавно, в конце дня, занятого с утра до вечера писанием, правая рука начала так дрожать, что я вынужден был прервать работу и три дня лежал в кровати. Как видите, я опять пишу, но вынужден теперь соблюдать большую осторожность и сильно сократить умственную работу вообще и письменную в особенности».
Однако Владимир Афанасьевич по-прежнему оставался директором Института мерзлотоведения АН СССР и по-прежнему стремился быть в курсе всех дел института.
Вспоминает Андрей Маркович Чекотилло, который долгие годы был заместителем директора и сотрудником Института мерзлотоведения:
«По своей натуре и долголетней привычке В. А. Обручев не мог оставаться без работы, без неустанного труда, который ограничивался только физической возможностью, состоянием здоровья (…). Необходимо подчеркнуть, что В. А. Обручев работал без чьей-либо помощи, у него не было ни секретаря, ни референта, и только его жена Ева Самойловна кое в чем помогала ему, но в очень ограниченных размерах. Много времени приходилось тратить на отзывы по диссертациям и разные заключения, вплоть до заключения по макету Детской энциклопедии (…). Но больше всего беспокоило Владимира Афанасьевича положение его детища — Института мерзлотоведения, носившего его имя и директором которого он был до последних дней жизни. По состоянию здоровья В. А. Обручев вынужден был переехать из Москвы на постоянное жительство на даче в академическом поселке Мозжинка… Там он принимал приезжавших по разным делам своих заместителей по Институту мерзлотоведения, ученого секретаря и других сотрудников института. Владимир Афанасьевич тяготился своей обязанностью быть директором института, не имея физической возможности уделять ему столько времени и внимания, сколько было нужно. Он не раз говорил мне начиная с 1946 года: «Ну какой я директор, если не могу бывать в институте даже на заседаниях Ученого совета?» Но его не освобождали от этой должности, и он с присущей ему добросовестностью старался выполнять свои обязанности директора института как можно лучше, насколько ему позволяло состояние здоровья…»
Из писем Владимира Афанасьевича
16.09.53 г.
«…я работаю одним правым глазом, левый уже с 1948 г. видит только свет в окне, а правый уже два года поддерживается ежедневным впрыскиванием утром и вечером йодистого калия, но последние недели все-таки так ухудшился, что газетную печать я могу читать только, добавляя лупу к очкам».
