За святую обитель - [5]

— Братия! — начал отец архимандрит. — Настала для обители година суровая… Обложила нас кругом рать ляшская, пришла пора постоять за веру, за царя и за землю родную. Отцы — помощники мои, споспешники мои — не оставьте меня, недостойного, советом да поддержкой вашей!

И, встав, отец Иоасаф в пояс поклонился братии.

— Допрежь всего, старцы, о богомольцах рассудить надо. Вот отец казначей говорит, что много лишнего народа набралось в стены обительские… Давать ли нам пристанище слабым, больным, женам, детям, старикам дряхлым?

Переглянулись соборные старцы, а затем обратили взоры на отца Корнилия, что рядом с архимандритом сидел. Служил в. былое время старец Корнилий в царской рати, светел был разумом и опытен.

— Святой Сергий не отвергал злосчастных, — вымолвил коротко отец Корнилий, и просветлели сумрачные лица иноков, и в безмолвном согласии наклонили свои черные клобуки все до одного.

— Слышал, отец казначей? — спросил архимандрит. Отец казначей склонил покорно голову.

Послышались у входа твердые, быстрые шаги, зазвенели мечи, и вошли в покои монастырские воеводы: дородный и высокий князь Долгорукий Григорий Борисович и приземистый Алексей Голохвастов. Первый улыбался, второй хмурился. Благословились воеводы…

— И мы к вам, отцы, на совет, — молвил князь, — ляхи кругом всей обители туры понаставили: на Волкуше-горе, в Терентьевской роще, на Крутой горе, на Красной горе, в Глиняном овраге… Скоро громыхать начнут из пушек да пищалей…

— Совсем обложили, — сказал, вздохнувши, Голохвастов.

— Я, отцы праведные, все башни сегодня крепким дозором обошел, пищали да пушки порасставил, ратных людей на места отрядил, — рассказывал князь Долгорукий. — Кажется, все в порядке. Силы только у нас маловато, кликнуть надо бы богомольцев да послушников, кои помоложе… Благословите, отцы!..

— Сами за тобой пойдем, воевода! — вскричал, поднимаясь с места, отец Иоасаф. — А из богомольцев давно уж немалое число на стены просилось. Присылали ко мне некоего молодца, чтобы их на богоборцев идти благословил…

— Исполать тебе, отче! Приумножится сила наша, отобьем ляхов от стен…

— Нелегкое дело, — прервал сотоварища воевода Голохвастов, выступая вперед. — Велика ли подмога от мужиков да от послушников? К оружию непривычны, оробеют в бою…

— Не греши, воевода! — молвил старец Корнилий. — За веру, за обитель святую всяк на смерть пойдет…

Гул прошел по толпе послушников и пришлых людей, что стояли у дверей открытых близ порога и жадно ловили каждое словечко.

— Не оробеем!..

— Веди, воевода…

А из самой толпы выступил Ананий Селевин, земно старцам поклонился.

— Отцы и воеводы! Первый на ляхов иду. Не обидел меня Бог мощью и духом… Благословите!..

— Я тебе говорил, воевода, — молвил князю Долгорукому архимандрит. — Вот молодец тот…

— Ладно, парень, приходи ко мне! — потрепал по плечу Анания князь, любуясь его осанкой богатырской.

— Благословите, отцы, слово молвить! — заговорил дальше Ананий. — Все отца архимандрита молим, пусть нас на стены пошлет. Коли стар человек али немощен — все ж силы у неге хватит на ляшские головы камень сбросить, врага кипучим варом обдать. Кого поранят, за тем жены и дети ходить будут… Все в святой обители на свое дело пригодятся…

Отец архимандрит, светло улыбаясь, благословил молодца.

— Разумно твое слово, чадо, всем, всем свое благословение даю — постоять за обитель-матушку… Вызволим ее из осады ляшской!

Отошел Ананий к дверям, поклонившись в ноги старцам. Начал воевода, князь Григорий, опять про ограду обительскую да про свою силу ратную:

— Укрепил я, отцы, на диво монастырские башни. На Водяной да у ворот Красных поставил я отборных пушкарей. На Плотнишной тоже стоят воины не хуже. Так же и на Келарской башне…

Речь воеводы прервал спешно вбежавший сотник стрелецкий, Лешуков Степан, из передовой сторожевой сотни.

— Отцы и воеводы! — крикнул он. — Посланец от ляхов! Всколыхнулись все; князь-воевода приосанился.

— Пусть войдет… Поглядим что скажет.

Расступилась толпа и пропустила в покои высокого широкоплечего воина в ляшском панцире и шлеме, с кривой саблей на боку. Не по себе было послу, косился он с опаской на послушников и богомольцев.

— Благослови, отче, — молвил он архимандриту, снимая шлем. — Православный я…

— А ляхам служишь! — вздохнул, благословляя его, отец Иоасаф.

Промолчал пришелец, только брови сдвинул.

— С чем послан? — спросил князь Долгорукий.

— Послан я, сын боярский Бессон Руготин, к вам, иноки обительские, и к вам, воеводы, от пана гетмана литовского Петра Сапеги да от пана Александра Лисовского с грамотами. Нас великая сила стоит под монастырскими стенами. С панами Сапегой да Лисовским пришли: князь Вишневецкий Константин, четверо панов Тышкевичей, пан Талипский, пан Казановский, князь Горский, да атаман донской Епифанец. А ратных людей, с пушками и иным огнестрельным боем, жолнеров, казаков, немцев, татар и русских — три десятка тысяч будет. Покоритесь, иноки…

— Давай грамоты! — сурово крикнул князь Григорий. Толпа зашумела, понадвинулась; замолк, озираясь пугливо, ляшский посланец, вынул из сумки грамоты, подал князю и архимандриту. Стихли все, безмолвно понурились в ожидании иноки…