За строками протоколов - [22]

Веткин сел на стул и огляделся. Кругом полки, на них лежат пачки разноцветного трикотажа. Он представил себя на месте Котова, и ему стало неприятно. Даже захотелось уйти, но это было неудобно. От нечего делать прочел противопожарную инструкцию, висевшую на видном месте.

Наконец Котов встал. Долго закрывал помещение на большие висячие замки. Оказалось, что дирекция комбината находится совсем в другом месте. Всю дорогу молчали. Только подходя к конторе, Котов сказал:

— Смотри, Илья. Я за тебя поручился. Не подведи меня. Ничего не делай без моего согласия. Работать будем вдвоем. Сутки ты, сутки я. На солидарной ответственности.

— А что это такое — солидарная ответственность?

— У тебя пропадет, у меня пропадет — всё равно отвечаем оба. Поэтому-то и беру тебя к себе, что давно знаю...

В кабинете директора находился еще полный пожилой мужчина.

Директор спросил Веткина, не судился ли он раньше, где работал, прописан ли в городе.

Потом толстый мужчина обратился к Котову:

— Хорошо его знаешь, не подведет?

— Не подведет, — ответил Котов.

Всё остальное было пустой формальностью, и в понедельник Веткин уже приступил к работе.

Никакой сложности здесь не было: получи товар из цехов, свези по разнарядке в магазины, составь отчет и всё. Конечно, надо быть внимательным, чтобы не перепутать артикулы и цены.

Так прошла неделя, потом другая. После зарплаты Котов предложил зайти в ресторан. Веткин получил немного, но отказаться было нельзя — всё-таки Котов устроил его на работу. Потом прогулялись. Сели на скамейку в пустынном сквере.

— Ну что, доволен работой? — спросил Котов.

— Да как тебе сказать...

— Говори прямо. Сколько получил? Триста? Триста пятьдесят? Маловато. Наверное, долгов-то больше? Но ничего. — Котов похлопал рукой по колену Веткина. — Будет больше.

— Откуда же будет? Что, ставку увеличат?

— Нет, ставка — это закон. Выше ее не прыгнешь. Тут другое дело. Вот хочу поговорить с тобой начистоту. — Котов обернулся. — Только давай сразу договоримся — откровенность за откровенность. Если не согласишься — уходи: я тебя не знаю, ты меня не знаешь. Согласишься — будем работать на пару.

Веткин заволновался, но промолчал. Ждал, что скажет Котов.

— Так вот. Ты ведь знаешь, что майки и сорочки, которые лежат у нас на складе, делаются из трикотажа. Есть, конечно, определенные нормы расхода материала. Но люди, которые делают всё это, стараются, чтобы отходов было меньше, а товара больше. Понял?

— Конечно.

— Их надо за это вознаграждать?

— Наверное, надо.

— А им за это не платят. Скажи, это справедливо?

— Думаю, что нет.

— Так вот, чтобы как-то компенсировать этих людей, решили, неофициально, конечно, пошитые из сэкономленного полотна вещи не приходовать, то есть не показывать в документах. И из сумм, вырученных от продажи таких изделий, рассчитываться с рабочими, ну и с теми, кто помогает в реализации, например с нами. Конечно, это не совсем законно, но все хотят жить, и ты, надеюсь. Риска здесь никакого. Система надежная, а рубля три домой приносить будешь.

Веткин знал, что рублем в комбинате называют не один рубль, а тысячу. Соглашаться или нет? Отвечать надо сразу. Заколебался. Попробовать? Месяц поработать, как предлагает Котов, — деньги к отпуску очень пригодятся, а потом уйти?

— Слушай, Вася, — сказал Веткин, — а ведь это, кажется, называют левым товаром.

— Смотри, какой ты у меня опытный, — захохотал Котов. — Ну что, по рукам?! А как всё это делается, я тебя мигом научу. Тут механика простая. Только смотри те болтай, а то потом не расхлебаешься.

* * *

— Ваша фамилия?

— Веткин.

— Имя и отчество?

— Илья Яковлевич.

— Год рождения?

— Девятьсот десятый.

— Образование?

— Незаконченное высшее.

Юрист первого класса Борис Алексеевич Потапов внимательно разглядывал Веткина. Средний рост, крупные черты лица. Волосы коротко острижены. Внимательный, чуть настороженный взгляд. Кожа щек и подбородка отливает синевой. Большие руки спокойно лежат на коленях.

— Ранее привлекались к уголовной ответственности?

— Никогда.

— Военнообязанный?

— Подполковник запаса.

— Скажите, Веткин, что вам известно о хищениях в Пригородном промкомбинате.

— Я ничего об этом не знаю.

Обычный ответ! Никто ничего не знает. Не знает директор комбината Горяев, не знает главный бухгалтер Савицкий, не знает начальник цеха Трифонов, не знает мастер Бродов... Никто ничего не знает...

«А может быть, все они честные люди, — думал Потапов, — и мы ищем несуществующие злоупотребления? Нет, это исключается, — откуда же появились машины у Горяева и Савицкого, дача у Трифонова, откуда взялись деньги и ценности у всех обвиняемых? Почему в трикотажном цехе оказались излишки сырья? Почему, почему? На то ты и следователь, чтобы ответить на эти вопросы».

* * *

«Всё идет так, как говорил Семен Бродов на последней встрече, — подумал Веткин, вернувшись с допроса. — Следователь ничего не знает. Никаких доказательств нет. Еще неделя, может быть месяц, и я вернусь домой».

...Это было совсем недавно. Шли к Бродову по одному, боялись, что за ними следят. Семен поставил на стол бутылку столичной. Выпили без тостов.

— Вот что, — начал он, — я имею сведения, что материалы ревизии переданы в прокуратуру. Не сегодня — завтра начнутся обыски. Вряд ли нам удастся еще раз собраться. Сейчас надо быть очень осторожными. Очень осторожными, — повторил он. — Кое-кого, может быть, и задержат. Будьте к этому готовы. Важно одно — держать язык за зубами и ничего не говорить. Понятно? Ничего не знаю — и всё. У них, — продолжал он, и все поняли, кого он имел в виду под «ними», — ничего против нас нет и быть не может. Сегодня же постарайтесь без шума спрятать ценности. Но не вывозите всё из квартиры — это глупо. О накладных не беспокойтесь. С ними всё в порядке. Мелкие нарушения финансовой дисциплины признавайте, халатность, упущения тоже. Хищения — ни в коем случае. Понятно?